6 Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы

Так, на 1-м съезде работников рыбной промышленности ДВК ?8 октября 1937 г. представитель Наркомпищепрома СССР Майо­ров говорил: "Какое главное обвинение должны делегаты съезда предъявить ЦК рыбников? Это прежде всего обвинение в том, что цК занимал пассивную роль в деле разоблачения вредительства, а эта задача является центральной задачей сегодняшнего дня... Раз­решите мне остановиться на том положении, которое мы имеем в рыбной промышленности Дальнего Востока... сейчас вскрыта ог­ромная засоренность аппарата руководящих кадров... во главе Рыбного управления ДВК стоял враг народа, сбыт и снабжение рыбной промышленности находилось в руках Немцова и Францу-зова... нет ни одного треста, где бы руководители не были бы ра­зоблачены как враги народа или пособники врагов народа"13.

Белкин, председатель ЦК Союза рыбников, вместо доклада о работе ЦК перешел на разоблачения: "...политическая беспечность способствовала проникновению в наши ряды японо-германских шпионов, диверсантов, врагов народа в рыбное хозяйство. Эта беспечность доходила до того, что во главе рыбного управления находился враг народа Беркович, в АКО на Камчатке — Адамо­вич, в Кработресте — Чаплыгин, в Дальрыбснабе — Французов, в Востокрыбсбыте — Немцов. Эти отбросы человечества, эти из­менники не брезговали ничем. Эти диверсанты, с партийным биле­том в кармане из года в год проваливали план добычи рыбы, вы­водили из строя суда, они свели на нет траловый флот в ДВК. Из года в год они строили свои планы на то, чтобы рыбную промыш­ленность края поставить на службу японскому империализму"14.

Таким образом, из изученных нами документов видно, что вредительских организаций в рыбной промышленности Дальнего Востока в 30-е годы не существовало, а были отдельные сфабрико­ванные "дела" на незаконно осужденных. В них основанием для, следствия служили "признательные показания", а также запись оч­ных ставок обвиняемых, которые порой друг с другом ранее и не встречались. С каждым допросом "дело" обрастало подробностя­ми "вредительской, террористической или шпионской деятельно­сти", новыми фамилиями "заговорщиков". Даже тогда, когда об­виняемые в судебном заседании отказывались от данных ими ра­

163

нее на предварительном следствии показаний, это во внимание не принималось, не перепроверялось, на дополнительное доследова­ние не направлялось. Следовательно, не рассматривалось главное — наличие состава преступления и виновность подсудимого, фик- \ сировалась только готовность обвиняемого подтвердить призиа-j тельные показания, а вписываемые в обвинительное заключение соображения о виде и мере наказания служили для судей ориенти­ром при выносе соответствующего приговора. На такой базе в те­чение дня выносился приговор десяткам невиновных людей.

В 50—60-е годы все осужденные по "Делу о контрреволюцион­ной правотроцкистской организации в рыбной промышленности' Дальнего Востока" были реабилитированы. 16 января 1988 г. Пре-J зидиум Верховного Совета СССР своим указом подтвердил отме- ■ ну внесудебных решений и постановлений в отношении незаконно? репрессированных граждан и признал их реабилитированными.

' ГАПК. Ф., 1588. Д.П.-33577.

2 Там же. *~    —-

3 Там же.

4 Там же.

5 Там же. 6Там же.

7 Подсчет произведен автором на основании уголовно-процессуальных дел

репрессированных, хранящихся в ГАПК. Ф. 1588.

* ГАПК Ф., 1588 Д.П. ^ffjfi^, ?Ч?.а,?,У7,ЙЬ УУ1 ™Я71', ч,<;7ч>

» ГАПК. Ф.,1588 Д.П.^^^Ш*^ ~~-

1»Там же. Д.П.-30871.

"Там же.Д.П^Ш^. -

12Там же. Д.П.-30871.

1>Там же.Ф.14. ОпЛ. Д.11. Л. 39.

"Там же. Л. 319.

164

В. Г. Свидерский, к. и. //., професЩрг Владивосток

РЕПРЕССИИ В РЫБНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА В 1937-1938 гг.

Политическая репрессия как форма борьбы за сохранение вла­сти большевиков получила свое развитие на Дальнем Востоке Рос­сии после освобождения Владивостока в октябре 1922 года от бе­логвардейцев и иностранных интервентов. Процесс ее развития отличался от общероссийского, так как этого региона почти не коснулся "военный коммунизм", а восстановление народного хо­зяйства началось в условиях перехода к новой экономической по­литике.

Тем не менее репрессии, особенно в рыбном хозяйстве Дальне­го Востока, до 30-х годов получили специфическую направлен­ность и имели определенные этапы. Пс^выиу.с 1922г.до середины

на I10JI^ 20~х' в

связи с национализацией рыбных промыслов, это борьба с частни­ками, бывшими хозяевами рыбопромысловых участков и рыбооб­рабатывающих заводов. К 1930 году многие из них были осуждены к высшей мере наказания.

Но рыбная промышленность продолжала работать, выполняя планы первой пятилетки, а места руководителей производства за­няли бывшие красногвардейцы, участники партизанского движе­ния на Дальнем Востоке и прочие. Многие из них оказались та­лантливыми организаторами и руководителями рыбного хозяйст­ва. Их стараниями был восстановлен рыбный промысел с исполь­зованием новейших рыбопромысловых тральщиков.

На обработке рыбы стали использовать плавучие обрабаты­вающие суда и плавзаводы; возрожден был русский национальный крабовый промысел с использованием плавучих крабоконсервных заводов; получил дальнейшее развитие зверобойный промысел и,

165

наконец стал подниматься русский национальный китобойным промысел.

Рыбная продукция, изготовленная дальневосточными масте­рами рыбообработки, уверенно шагнула на мировой рынок, за­воевав в 1928 году на международной выставке продуктов в Па­риже почетный приз Гран-При (такой награды удостоилась кета семужного посола, приготовленная мастерами из города Алексан-дровска на Сахалине).

Не все удавалось организаторам производства, были и просче­ты, но в целом рыбное хозяйство получило устойчивую тенденцию роста объемов производства и концентрации темпов его развития.^ Правительство заметило успехи рыбаков-дальневосточни-ков. Среди них появились люди, чей труд был отмечен орденами и ме­далями СССР. Среди награжденных были и руководители произ­водства.

Но во второй половине 30-х годов в стране стал разворачи­ваться третий этап борьбы против "вредителей и шпионов", участ­ников "левой" и "правой" оппозиции и троцкистских союзов. Осе­нью 1937 года в Москве органы НКВД арестовали начальника < Главрыбы Ф.И. Андрианова, длительное время работавшего иа| Дальнем Востоке уполномоченным Народного Комиссариата про­довольствия и много сделавшего для развития рыбного хозяйства. В октябре 1937 года во Владивостоке был арестован и начальник! рыбного управления Дальневосточного края Яков Михайлович Беркович (1892 года рождения, уроженец села Рожаны Гроднен­ской области, сирей, член ВКП(б) с 1917 года). С 1925 года on ра-* ботал в рыбной промышленности, возглавляя Дальневосточный государственный рыбопромышленный трест, а затем и всю рыб­ную промышленность края.

В ходе следствия ему были предъявлены обвинения по статьям 58-1а, 58-8, 58-9, 58-11 УК РСФСР и конкретно:

— в замедлении темпов освоения рыбных богатств Тихоокеан­ского бассейна;

— неправильном размещении капитальных вложений и срыве капитального и жилищного строительства;

— в массовой порче и отравлении рыбопродукции;

166

вредительском строительстве крупнейших предприятий промышленности — Озерновского холодильника и консервных за­водов в Совгавани и на озере Болонь;

— потоплении плавъединиц и уничтожении отдельных пред­приятий и сооружений;

— в массовом завозе на Дальний Восток из центра СССР анти­советского и контрреволюционного элемента для создания пов­станческих ячеек;

— организации террористических групп и диверсионных ячеек для совершения террористических актов против вождей партии и Советского правительства и организации диверсионных актов;

— в передаче японской разведке материалов о производствен­ном и хозяйственном строительстве на Дальнем Востоке.

Если прокомментировать данные обвинения, то следует отме­тить, что первые три пункта не выдерживают критики и носят дек­ларативный характер. В те времена не наблюдалось массовых от­равлений рыбопродукцией, она имела хорошую реализацию как на внутреннем, так и на внешнем рынках. Возможно, что кое-где пор­ча рыбопродукции имела место, но ответственность за это должны нести технологи — непосредственные ее изготовители. Что касает­ся четвертого пункта, то тогда руководители рыбной промышлен­ности Дальнего Востока для того, чтобы сохранить рыбу-сырец, добытую рыбаками, старались разместить как можно ближе к промыслу производственные мощности по обработке рыбы, пото­му что любая задержка в этом технологическом процессе отрица­тельно влияла на качество продукции. Так что Я.М. Берковича следует благодарить за возведение таких производственных мощ­ностей в указанных местах.

По пятому пункту — потопление плавъединиц — такого факта в рыбном хозяйстве Дальнего Востока не отмечалось. Единствен­ный случай — гибель в середине 30-х годов зверобойной шхуны "Крестьянка" в Охотском море в условиях жесточайшего шторма и обледенения, но в этом повинен экипаж во главе с капитаном.

Массовый завоз из центра СССР антисоветского и контррево­люционного элемента по всей вероятности связан с завозом рабо­чей силы по организованному набору. Кстати, такая форма по­

167

полнения рабочих кадров в рыбной промышленности Дальнего Востока существовала еще до революции и давала хорошие ре зультаты. Без нее рыбная промышленность бы встала.

Что касается деятельности террористических н диверспонпы групп, то на Дальнем Востоке их деятельность не отмечалась Маршал СССР Василии Блюхер в 1938 году сам стал жертвой прессий.

По восьмому пункту "о связях с японской разведкой и переда чи ей сведений о хозяйственном строительстве и работе рыбной промышленности" — следует заметить, что японскую разведку эт1 сведения не очень интересовали. Отдельные сведения она могла собрать и сама, так как японцы арендовали рыбопромысловые участки на полуострове Камчатка и Северном Сахалине. Эти уча­стки располагались рядом с нашими. И японцы, вплоть до 8 авгу­ста 1945 года, ясно видели, что делается на наших промыслах. Кстати, на свои участки они всегда вовремя завозили людей, мате­риально-техническое снабжение и вывозили готовую рыбопродук­цию. У наших промысловиков и обработчиков всегда не хватало времени; срывались сроки, нарушался технологический процесс, затягивался вывоз продукции. В результате производственная эф­фективность наших промыслов была ниже, чем у японцев.

Таким образом, все обвинения, выдвинутые против Я.М. Бер-ковича, были беспочвенными и недоказуемыми. Тем более, как яв­ствует из дела, "вещественных доказательств не было". Сам обви­няемый виновным себя в принадлежности к заговору и активно? контрреволюционной деятельности не признал. Тем не менее был изобличен его соучастниками: Кагановичем, Чаплыгиным, Фраи-цузовым, Карапатницким, Немцовым, Наумчиком, Левом и дру­гими. Кстати, все они были работниками рыбной промышленно­сти Дальнего Востока. (Чаплыгин, например, до ареста работал управляющим Кработрестом; И.В. Карапатницким. сменил Берко-вича на посту начальника Дальгосрыбтреста).

В результате такого "следствия" было доказано, что Я.М. Бер-кович являлся участником заговора и провел большую шпионскую и диверсионную работу:

168

—- создал в рыбной промышленности большую шпионскую и диверсионную организацию;

— до дня ареста руководил всей подрывной деятельностью, направленной на дезорганизацию работы рыбной промышленно­сти;

— организовал и выполнил ряд диверсионных актов, в резуль­тате которых государству был нанесен ущерб на миллионы рублей;

— будучи связан с японской разведкой, систематически пере­давал ей материалы о работе рыбной промышленности края;

— создал террористическую группу для совершения террори­стического акта над товарищем Блюхером;

— подготовил несколько крупных диверсионных актов, для выполнения их в предвоенный период. В результате, как активный участник заговора, проводил шпионскую диверсионную работу к созданию условий для отторжения Дальнего Востока от Советско­го Союза и поражения СССР в грядущей войне с Японией.

На основании проведенного таким образом следствия Военная коллегия Верховного Суда Союза СССР приговорила Берковича Якова Михайловича к высшей мере наказания — расстрелу с кон­фискацией имущества 17 марта 1938 года. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. 28 октября 1956 года Я.М. Беркович был полностью реабилитирован.

4 октября 1937 года арестовали и бывшего начальника Восток-рыбхолодфлота А.Л. Лузина. Обвинения, предъявленные аресто­ванному, были стандартными — вредительство, связь с японской разведкой. Эта связь якобы осуществлялась через доверенного японской ^Ьипмм "^чип^" Нупуми и директора завода этой фир­мы Абэ. По их Заданию он выдавал японцам ценные сведения о количестве и видовом составе пойманной рыбы, зверя и китов.

Кроме этого, Лузин самолично вредил производству, устраи­вал диверсионные акты и прочее. Но и этого следователям было мало. Они "выбили" у Лузина показания, что в 1936 году он вошел в состав контрреволюционной троцкистской организации, а за­вербовали его никто иные, как бывшие его начальники — Я.М. Беркович и И.В. Карапатницкий. 19 марта 1938 года А.Л. Лузин

169

был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу с конфи­скацией имущества.

Кстати, А.Л. Лузина следует считать организатором и кито­бойного, и зверобойного промыслов на Дальнем Востоке. Благо­даря его стараниям новая рыбная организация Дальзверопром, в которую вошла и китобойная флотилия "Алеут", в 1935 г. годовой план по добыче выполнила на 164,6%, по выпуску готовой про­дукции— на 174,6, а по выработке жира — на 179,6%. По отноше­нию к 1934 году рост выпуска продукции составил 41,6%. За эти* трудовые успехи Народный Комиссар продовольствия СССР А.И. Микоян премировал А.Л. Лузина — управляющего трестом Дальзверопром — трехмесячным окладом.

После него таких внушающих трудовых успехов эта организа­ция не имела. Не хуже он работал и в новой организации — Восто-крыбхолодфлоте, где организовывал обработку рыбы-сырца па обрабатывающих базах и транспортировку готовой продукции па специализированных рефрижераторных транспортных судах. Но эти трудовые успехи в органах НКВД значения не имели.

И.Ф. Минаков был назначен заместителем управляющего Ак­ционерным Камчатским обществом (АКО), а в середине 30-х годо^ его назначили директором рыбокомбината в поселке Зарубиио Приморского края. В это время шел процесс становления этого рыбообрабатывающего предприятия. Но директора неожиданно уволили с работы, и Ворошиловский райком ВКП(б) (ныне Пер­вомайский) исключил его из партии. 7 декабря 1937 года его аре­стовали и предъявили обвинение - участие в правотроцкистско-террористическо-вредительском заговоре. 17 марта 1938 года Кол­легия Верховного Суда СССР приговорила его к высшей мере на­казания — расстрелу, приведенному в исполнение в тот же день. И так — многих других.

По предварительным подсчетам, среди работников рыбной промышленности Дальнего Востока только в 1937-1938 годах было приговорено к высшей мере наказания (расстрелу) более 120 чело­век. Из них 30% — руководящие работники. За этими цифрами не только человеческие судьбы, но и производственные задания, по­этому рыбное хозяйство Дальнего Востока в предвоенные годы не

170

справлялось с планами. Яркий пример тому — еще одна человече­ская судьба. Весной 1938 года органы НКВД арестовали капитан-директора китобойной флотилии "Алеут" Александра Ивановича дудника. Это был известный на Дальнем Востоке капитан — ос­нователь китобойного промысла. Свою трудовую деятельность он начал еще до революции, плавая капитаном на рыбоохранных су­дах. В 1928 году он возглавил плавучий крабоконсервный завод (первый краболов), который открыл советский крабовый промы­сел с обработкой краба. Через три года его перевели на закуплен­ный в США грузопассажирский пароход с целью переоборудова­ния его под китообрабатывающую базу. В 1932 году он принимал зверобойные суда для Дальнего Востока в Норвегии, в 1933 году _вновь вернулся на "Алеут" и в течение пяти лет успешно руко­водил промыслом кита. Флотилия из года в год увеличивала коли­чество добытых китов и выпуск готовой продукции. Особенно удачной была промысловая путина 1935 года. По ее итогам Нар-компрод СССР в том же приказе на поощрение управляющего Дальзверопромом А.Л. Лузина, премировал А.И. Дудника пятью тысячами рублей. По тем временам это были немалые деньги. А 1 августа 1936 года он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. После его ареста капитан-директором был назначен не­опытный специалист Кисель, который не смог быстро завершить ремонт базы, а по выходу в рейс, в проливе Лаперуза, допустил по­садку базы на мель, зайдя при этом в территориальные воды Япо­нии. Судно стащили с мели, и оно стало на рейд в порту Александ-ровск-Сахалинский, а к промыслу приступило лишь в конце июня. По этим причинам промысловое задание в 1938 году было прова­лено флотилией.

Народная молва свидетельствует, что А.И. Дудник сумел пере­дать письмо наркому А.И. Микояну и в 1941 году был выпущен из тюрьмы, но больше он капитан-директором не работал. Таким об­разом, рыбная промышленность лишилась крупного специалиста.

Действия органов НКВД наводили страх на руководящих ра­ботников, и многие капитаны просто боялись заходить в порт Владивосток, предпочитая подольше работать в море, что вредило нормальной работе рыбного хозяйства.

171

Таким образом, репрессии создавали условия укрепления noi литической власти большевиков, а плохие производственные покан затели работы рыбного хозяйства Дальнего Востока не очень их! смущали, так как виноватыми в этом оказывались сами руководив тели — "вредители и диверсанты".

1 Государственный архив Приморского края (ГАПК). Ф.1588. Д.] П23418.Л. 1.

2Там же. Л. 4-5.

3 Там же. Л. 6.

4 Там же. Л. 5.

5 Там же. Л. 6.

6 Там же. Л. 5.

7 Там же. Ф. 654. Оп. 3. Д. 4. Л. 12.

В.Ф. Печерица Владивосток

РУССКИЕ ЭМИГРАНТЫ ИЗ КИТАЯ И СТАЛИНСКИЕ РЕПРЕССИИ В СССР (20-40-е гг.)

Среди русских эмигрантов в Китае, как и среди всей русской! диаспоры, разбросанной по свету, уже в начале 20-х годов все чащс| и чаще вставал вопрос о возвращении на Родину. Многим борцал за "белую идею" стало очевидным, что борьба с Советской вла­стью — бесперспективное дело, что надо искать пути сотрудниче­ства, мирного сосуществования, надо возвращаться и там, на Ро-| дине, обустраивать, обновлять жизнь. "Нельзя долго оставаться в| положении людей, лишенных Отечества", — рассуждали многие.

Кадетская газета "Последние новости" писала в ноябре 1925 года: "От тех, кто знает, как мы не вернемся в Россию, ждут немед­ленных указаний на то, как же мы туда вернемся, или — сравнивая прогноз историка с директивой вождя — как мы должны, как еле-1 дует туда вернуться".

172

Дискуссии, переходящие в острые споры, — возвращаться или не возвращаться — шли на страницах эмигрантской печати, в пе­реписке, на собраниях. Идея возвращения, поднятая в Париже А.В. Псшехоповым и поддержанная Е.Д. Кусковой, С.Н. Прокопови-чем и другими эмигрантами, получила широкое распространение среди эмигрантских колоний Шанхая, Тяньцзиня, Северо-Восточного Китая. "Возвращенческие" настроения эмиграции по­догревали евразийцы, которые, разочаровавшись в белом движе­нии, призывали к сотрудничеству с большевиками. Один из осно­вателей этого общественно-политического течения Н.С. Трубец­кой писал: "Евразийство сходится с большевизмом в отвержении не только тех или иных политических форм, но и всей той культу-pi,!, которая существовала в России непосредственно до револю­ции../7

В спорах, дискуссиях, полемических статьях резко обозначи­лись различные точки зрения политической и неполитической эмиграции по вопросу о возвращении на Родину. Многие призна­вали, что мирное возвращение в Россию невозможно, ибо было бы равносильно капитуляции перед большевиками. Эта точка зрения как бесспорная была принята в ряде выступлений в печати правых политических деятелей-националистов, монархистов, активных участников белого движения. Ее сторонники не видели разницы между политической и неполитической эмиграцией. Вся эмигра­ция, считали они, политическая, ибо вся она антибольшевистская и содержит в себе моральный долг протеста и борьбы против боль­шевиков. Другие же считали, что надо возвращаться, что, вернув­шись домой, они сами решат, нужно ли им быть политиками. Они рассуждали, что момент "засыпания" рва гражданской войны, ко­нец братоубийственного противостояния наступил. Мысль о при­мирении, о необходимости психологического сближения между русскими гражданами внутри и вне России будоражила сознание не только тех, кто случайно оказался на чужбине, — простых сол­дат, уссурийских казаков, крестьян и рабочих, художников и писа­телей, но и участников антисоветских мятежей и восстаний, руко­водителей политических организаций и движений.

173

Уже в первые годы эмиграции многие беженцы, испис "сполна" прелесть скитальческой, неустроенной жизни, на сво£ страх и риск пытались вернуться домой. В одиночку и группами они скрыто, иногда с большим риском для жизни, переходили v переплывали советско-китайскую границу и возвращались на Ро^ дину. Уже к середине 20-х годов таким путем вернулись тысячи

1солдат, офицеров, казаков и крестьян. тяк^аедяг[н С Аиж-рмед* с группой из 450 человек вышел из подчинения генерала Ф.л. Гле^ I бова и, захватив один из кораблей, привезших беженцев в 1923 го-?1ду, из Шанхая ушел во Владивосток. Это был первый случай мас-^ 1 сового возвращения эмигрантов домой, но не единственный. 1

j Движение "возвращенцев" в Маньчжурии с каждым годом1 ширилось, его участники объединились в союзы, которые действо-! вали во всех крупных городах Северо-Востока Китая, а также в1 Шанхае.

Идею возвращения в какой-то мере поддерживало и больше­вистское руководство. При этом оно преследовало далеко идущие А политические цели. Во-первых, гражданская война закончилась^ успешно для советской власти и эмигранты не представляли для нее серьезной опасности. Во-вторых, давая изгнанникам возмож-1 ность вернуться, большевистское руководство демонстрировало мировому общественному мнению свою "гуманную" политику. В-^ третьих, ведя кампанию за возвращение части эмигрантов, боль-'* шевистское руководство стремилось распылить эмиграцию, раско- ^ лоть, подорвать ее силы, 1

Кроме того, местные власти в Китае старались освободиться 1 от пришлого и неспокойного элемента в лице сотен тысяч русских 1 беженцев, многие из которых были вооружены. Они не только н<П препятствовали частым наездам советских агентов-уговорщиков в j лагеря беженцев, но и требовали от последних обязательного по- 1 сещения собраний, на которых выступали коммунистические аги- i таторы. Но уговоры зачастую действовали плохо. Вести с Родины ^ не предвещали ничего доброго — террор, развязанный большеви- ^ стским режимом против "бывших", против инакомыслящих, про- f[ должал свирепствовать, гонения продолжались даже в отношении тех, кто не имел ничего общего с белым движением.

174

После неудачи с заманиванием на Родину Советское прави­тельство перешло к требованиям о выдаче эмигрантов китайскими властями. Слабое китайское правительство не решалось проти­виться этому. Кроме того, многие китайские чиновники, не имея элементарного понятия о принципе политического убежища, охот­но выдавали белых эмигрантов в руки советских специальных ор­ганов. Например, из Цицикарского лагеря русских беженцев была выделена группа в сто с лишним человек для отправки в СССР, и таких примеров было немало. Бесправные эмигранты зачастую ничего не могли сделать в подобных ситуациях, чтобы защитить себя. Их обращения к китайским властям, в международные орга­низации о правовой защите не давали сколь-нибудь положитель­ных результатов. А что с ними становилось потом, когда они под конвоем доставлялись на Родину, об этом нетрудно догадаться. Осужденные, а иногда без суда и следствия, с ярлыками "контрреволюционеров", "врагов трудового народа", они попол­няли советские каторги и лагеря.

Как считали большевистские руководители, советское закры­тое общество не могло быть построено, пока за границей находи­лись сотни тысяч российских подданных, русских военнопленных, интернированных и т. д. Поэтому, согласно Декрету t ^(^.етаНаг родных Т<031М^

стрнроваться в советских полномочных г^дставительствах, а ли­цам призывного возраста — немедленно вернуться в СССР под^ страхом уголовного наказания. Кроме того. г£гЫщ,дацуцзд Jgggp^- j шить Дальневосточный союз казаков, отрады белых партизан и другие во^

такжепр^ Цели, Советское правительство

через многочисленные амнистии начала 2и-х годов разрешило вер­нуться на Родину солдатам бывших белых армий, рядовым участ­никам антисоветских организаций и восстаний, а также некоторым категориям эмигрантов, покинувшим Россию после революции. "Заблудившимся соотечественникам, томящимся на чужбине в тя­желой обстановке всеобщего отчуждения и презрения, — говори­лось в одном из декретов В ЦИК,— разрешалось вернуться в Рос­сию. Наиболее активные участники белого движения, организато­

175

ры заговоров и мятежей против советской власти объявлялись вне закона. Въезд бывших генералов, а также членов несоветских npa-i вительств и членов ЦК непролетарских партий разрешался только! по индивидуальным ходатайствам".

9 июля 1924 года вышел Указ СНК, по которому были амни­стированы рядовые солдаты армий, ушедших в Западный Китай и1 Монголию. Однако и они не получили полной амнистии и свобо­ды и продолжали преследоваться на Родине.

Желание советского руководства отомстить своим бывшим противникам хотя и оставалось замаскированным, но никогда не исчезало. Именно с помощью амнистий правительству СССР уда-лось заманить на Родину многих эмигрантов, а затем осудить их. Рядовым, а тем более активным участникам антпболыиевист-Ч-К^ч. ского движения, тем, кто добровольно желал вернуться на Родину, ^     нелегко было добиться разрешения на въезд. От возвращавшихся £4^ ^ требовали раскаяния и обещания лояльно относиться к советской V власти. После этого им выдавался официальный документ о про-* С щении за перечисленные в покаянии "преступления". Получившие ^ такую амнистию могли вернуться в СССР, где их часто судили за 44 ^ то, что они перечислили не все "преступления", а следовательно, за ^ ^ все прощены не были. Еще реэмигранты не знали, что факт полу-J4     чения въездной визы на советскую территорию и документа о вос­становлении во всех правах отнюдь не означал амнистии, и вос­становленных в правах и впущенных на Родину также сажали, как не амнистированных, за "антисоветские преступления", совершен­ные до или во время эмиграции. Наконец, активных участников антибольшевистской борьбы амнистировали и впускали на Родину с одной, казалось бы, незначительной оговоркой: "При действи­тельном проявлении ими искреннего раскаяния". Восточная эмиг­рация знает немало прнм?р"п, тгпгпл fiiiimi тпtitniiriiTil II раг.г.тр»»пянм сотни белых офицеров, казаков, священников, а то и простых эмигрантов за "неоткровенные раскаяния". И в этом, как мы уже отмечали выше, неблаговидную роль играли китайские власти, ко-; торые всячески хотели угодить более сильному северному соседу. Так, под давлением советской стороны в 1924 году китайское пра­вительство вынуждено было согласиться на уничтожение в Мань-]

176

мжурий антисоветской оппозиции. Это нашло отражение в совет­ско-китайском договоре, где в обмен на соглашение о КВЖД Ки­тай согласился "в видах интересов мирных отношений между дву­мя странами" прекратить службу тех бывших подданных Россий­ской империи, служащих в китайской армии и полиции, "которые персонально и по своим действиям" представляли угрозу для пра­вительства СССР. Список таких лиц был представлен Советским Союзом.

В связи с провозглашением нэпа и необходимостью сосредото­чения всего внимания на внутренней жизни страны Советское пра­вительство лишало гражданства бывших русских подданных, про­живавших за границей беспрерывно более 5 лет, т. е. с дореволю­ционного времени. Кроме того, гражданства лишались все тс, кто проживал за границей без выданных Советским правительством документов и получил их до 1 марта 1922 года. Гражданства ли­шались также люди, после 7 ноября 1917 года покинувшие совет­ские территории без разрешения Советского правительства; доб­ровольно сражавшиеся против советской власти и те, кто имел право оптации, но не воспользовался им. Гражданства лишались и русские дипломаты. Были уволены со своих постов "без права на пенсию и поступление на какие-либо государственные должности" посол Российской империи в Китае Н.А. Кудашев, генеральные консулы в Шанхае, Мукдене, Харбине, а также многочисленные сотрудники этих дипломатических миссий. Советского гражданст­ва лишались и находившиеся в Китае и не зарегистрированные в срок амнистированные участники восстаний, военнослужащие бе­лых армий и члены контрреволюционных организаций. Законы и; указы, лишившие гражданства многих русских подданных, остав­шихся за границей, провели четкую грань между советскими и не­советскими гражданами. Для последних, как мы уже подчеркива­ли, возвращение на Родину было не только трудным, но и опас­ным.

В 1923 году за подписью председателя СНК Каменева был из­дан специальный Указ "О сосредоточении в Центральном архиве РСФСР, находящемся в ведении учреждений и должностных лиц РСФСР, архива отдельных деятелей контрреволюции, а также лиц,

!77

эмигрировавших за пределы республики за время с 1917 года". Со­гласно закону все находившиеся "в ведении учреждений и должно­стных лиц РСФСР" архивы отдельных деятелей контрреволюции и эмигрантов подлежали "сосредоточению в политической секции единого государственного архивного фонда". Создание этого ар­хива давало возможность советским властям в случае необходимо­сти требовать от иностранных государств задержания и выдач*} Советскому Союзу лиц, опасных для большевистского режима. На протяжении 20—30-х годов Советское правительство не раз требо­вало от китайских властей запрещения деятельности той или иной эмигрантской организации и выдачи их руководителей. Не оста­навливались даже перед похищениями наиболее опасных для большевистского режима деятелей эмиграции. Особенно часто по-; хищали русских эмигрантов из приграничных районов. Для этих целей использовались не только агенты ОГПУ, но и красные хун-J хузы. % |

И все же, несмотря на трудные и опасные пути возвращения домой, десятки тысяч изгнанников и тех, кто добровольно уехал на чужбину, стремились на Родину. Пережившие горечь изгнания или, "добровольный" исход в эмиграцию, поставленные в экстремаль- j ные условия, осознавшие крах привычного образа жизни, сложив­шихся представлений о добре и зле, утратившие национальную^ \ почву, русские люди и, прежде всего, интеллигенция почувствова-? \ ли себя не просто изгнанными, но и загнанными в тупик, хотя ot^J части и по своей вине. Мучительно и надрывно осознавая свое-трагическое положение, эмиграция искала выхода из этого тупика.,

Статьи возвращенцев, напечатанные в журналах "Рубеж", "Понедельник", в газетах "Шанхайская правда", "Заря", "Харбинское время" и других были попытками авторов осмыслить свое положение, разобраться в сложных жизненных коллизиях, а иногда — криком отчаяния и безысходности.

Многие эмигранты, испив чашу терпения первых лет изгнания, признавались себе и убеждали других, что раньше был смысл, идейное содержание борьбы. Но пришло время, когда военная борьба, ее возможности стали далеко не столь очевидными.

178

Попять причины, мотивы мыслей и поступков этих русских, зачастую незаурядных людей, которых трудно заподозрить в ко­рысти, трусости, людей, многие из которых искренне и самозаб­венно любили Родину, понять их с высот нашего времени одно­значно нельзя. Одно очевидно — в их душах шел сложный процесс внутренней борьбы, самокопания, самоанализа, поиск выхода из тупика. Настроение таких людей ярко и убедительно показала на примере своих героев писательница-эмигрантка Н.Н. Ильина в романе "Возвращение".

В основе движения "Домой! Домой! На Родину!" лежала не идея, а быт, жизнь, сама жизнь. Русские люди не могли найти места в чужой стране с другим укладом, бытом, психологией, традицией, культурой, основанными па других, непривычных ценностях. На­верное, им легче было бы в Париже, Берлине, Софии или Белграде, чем на Востоке. Одна из эмигрантских газет, выражавшая идею возвращенцев, писала в 1925 году: "...студенты, служащие, казаки, крестьяне — просто люди, многие из которых случайно примкнули к белому движению — все эти — которые в один голос говорят: здесь мы чужие, здесь мы не приживемся, пусть будет в России ка­кая угодно власть, мы, русские, хотим домой, нам 30 и свыше 30, здесь мы — бродяги. Ни жены, ни детей, ни дома, ни будущего. Там как-нибудь вцепимся в родную землю, прирастем к ней, вы­живем. Здесь мы только навоз для удобрения чужой культуры, мы не хотим никакой политической борьбы. Мы хотим жизни, жизни, простой жизни у себя на Родине". Именно тяга к простой жизни тянула их в заволжские степи, на Урал, в Сибирь, Приамурье, Приморье...

Десятки тысяч возвращались домой, включались в новую жизнь, принимали новую власть, свыкались с ней и не свыкались, но оседали на Родине. Для других возвращенцев, как мы уже отме­чали, это стоило жизни; не всех, далеко не всех "прощала" новая власть, не ко всем была ласкова Родина. Среди сотен тысяч ре­прессированных в 20—30-е годы — значительная часть "возвращенцев" из Китая. В 1937- году, например, в пересыльном лагере "Вторая Речка" во Владивостоке из десятков тысяч заклю­ченных-уголовников, политических и "контриков" было более 3

179

тысяч бывших работников КВЖД из Хапбиыа^^^М^1»;

Японии советской доли КВЖД. Во время ежовщппы почти вес они были осуждены как "японские шпионы". Большинство из них ро­дилось в царской России или в Китае и в СССР никогда раньше не были. Они воспользовались приглашением Советского правитель­ства, обещавшего им самые лучшие условия по приезду в СССР.

Репатриировавшиеся в СССР бывшие железнодорожники (как их тогда называли — "эваки") писали восторженные письма ос­тавшимся в Харбине, сообщая им, как и где они устроились — кто в аппарате Наркомпути, кто стал директором химического завода и пр. Но через некоторое время они перестали отвечать на письма харбипцев. Харбиицы по-своему поняли молчание репатриантов — думали, что они просто избегают переписки с оставшимися за границей. В действительности же все они были арестованы. ?Щ В "Оперативном приказе народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00593" от 20 сентября 1937 года говорилось: "Органами НКВД учтено до 25000 человек, так называемых "харбипцев" (бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги и реэмигранты из Маньчжоу-Го), осевших на железнодо­рожном транспорте и в промышленности Союза.

Учетные агентурно-оперативные материалы показывают, что выехавшие в СССР харбинцы, в подавляющем большинстве состо­ят из бывших белых офицеров, полицейских, жандармов, участни­ков различных эмигрантских шпиопско-фашистских организации и т. п. В подавляющем большинстве они являются агентурой япон­ской разведки, которая на протяжении ряда лет направляла их в Советский Союз для террористической, диверсионной и шпиоп-; ской деятельности. Доказательством этого могут служить также и следственные материалы. Например, иа железнодорожном транс­порте и промышленности за последний год репрессировано за ак­тивную террористическую и диверсионно-шпионскую деятель­ность до 4500 харбинцев. Следствие по их делам вскрывает тща­тельно подготовленную и планомерно выполнявшуюся работу японской разведки по организации на территории Советского Союза диверсионно-шпионских баз из числа харбинцев.

180

Рассылая при настоящем приказе закрытое письмо о террори­стической, диверсионной и шпионской деятельности японской агентуры из харбинцев, в целях разгрома насажденных на транс-порте и в промышленности СССР шпионских кадров из харбин­цев,

ПРИКАЗЫВАЮ

1. С 1-го октября 1937 г. приступить к широкой операции по ликвидации диверсионно-шпионских и террористических кадров харбинцев на транспорте и в промышленности.

2. Аресту подлежат все харбинцы:

а) изобличенные и подозреваемые в террористической, дивер­сионной, шпионской и вредительской деятельности;

б) бывшие белые, реэмигранты, как эмигрировавшие в годы гражданской войны, так и военно-служащие разных белых форми­рований;

в) бывшие члены антисоветских политических партий (эсэры, меньшевики и пр.);

г) участники троцкистских и правых формирований, а также все харбинцы, связанные с деятельностью этих антисоветских формирований;

д) участники разных эмигрантских фашистских организаций ("Российский общевоинский союз", "Союз казачьих станиц", "Союз мушкетеров", "Желтый Союз", "Черное кольцо", "Христианский союз молодых людей", "Русское студенческое об­щество", "Братство русской правды", "Трудовая крестьянская партия" и т. п.);

е) служившие в китайской полиции и войсках как до захвата Маньчжурии японцами, так и после образования Маньчжоу-Го;

ж) служившие в иностранных фирмах, прежде всего японских, а также белогвардейских (фирма Чурсина и друг.);

з) окончившие в Харбине известные курсы "Интернационал", "Славия", "Прага";

и) владельцы и совладельцы различных предприятий в Харби­не (рестораны, гостиницы, гаражи и проч.);

к) нелегально въехавшие в СССР без установленных по закону советских документов;

181

л) принимавшие китайское подданство, а затем переходившие в советское гражданство;

м) бывшие контрабандисты, уголовники, торговцы опиумом, морфием и т. п.;

н) участники контрреволюционных сектантских группировок.

3. Аресты произвести в две очереди:

а) в первую очередь арестовать всех харбинцев, работающих в НКВД, служащих в Красной Армии, на железнодорожном и вод­ном транспорте, в гражданском и воздушном флоте, на военных заводах, в оборонных цехах других заводов, в электросиловом хо­зяйстве всех промпредприятий, на газовых и нефтеперегонных за­водах, в химической промышленности;

б) во вторую очередь — всех остальных харбипцев, работаю­щих в советских учреждениях, совхозах, колхозах и проч.

4. Харбинцев, не подпавших под перечисленные в пункте вто­ром категории, независимо от наличия компрометирующих дан­ных, немедленно удалить из железнодорожного, водного и воз­душного транспорта, а также из промышленных предприятий, приняв одновременно меры к недопущению впредь на эти объек-^ ты.

5. Следствие по делам арестованных харбинцев развернуть с таким расчетом, чтобы в кратчайший срок полностью разоблачить всех у^асткикоб диверсиоино-шпионских и террористических ор­ганизаций й групп. Выявляемую в процессе следствия харбинцев новую сеть шпионов, вредителей и диверсантов — НЕМЕДЛЕН­НО АРЕСТОВЫВАТЬ.

6. Всех арестованных харбинцев разбить на две категории:

а) к первой категории — отнести всех харбинцев, изобличен­ных в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежат расстрелу;

б) ко второй категории — всех остальных, менее активных харбинцев, подлежащих заключению в тюрьмы и лагеря, сроком от 8 до 10 лет.

7. На харбинцев, отнесенных в процессе следствия к первой и второй категориям, — ежедекадно составлять альбом (отдельная справка на каждого арестованного) с конкретным изложением

182

следственных и агентурных материалов, определяющих степень виновности арестованных.

Альбом отправлять в НКВД СССР на утверждение. Отнесение арестованных харбинцев к 1-й и 2-й категориям производится на основании агентурных и следственных данных — Народным Ко­миссаром Внутренних Дел республики — начальником УНКВД области или края, начальником ДТОГУГБ НКВД совместно с со­ответствующим прокурором республики, области, края, дороги.

8. После утверждения списков НКВД СССР и прокурором Союза приговор приводить в исполнение — НЕМЕДЛЕННО.

9. Освобождение из тюрем и лагерей ранее осужденных хар­бинцев, отбывающих наказание за шпионаж, диверсию и вреди­тельство, — ПРЕКРАТИТЬ.

На этих лиц представить материалы для рассмотрения на Осо­бом совещании НКВД СССР.

10. Операцию по харбинцам использовать для приобретения квалифицированной агентуры, приняв меры к недопущению в сек­ретный аппарат двойников.

11. Операцию закончить к 25 декабря 1937 года ...'ч

Кроме того, по делу различных политических и неполитиче­ских эмигрантских организаций были арестованы десятки тысяч других репатриантов. Их партийная принадлежность, социальный состав были различны, но на всех из них было клеймо "японский шпион", "белогвардеец".

Вот данные из Справки Управления Госбезопасности Нарко­мата внутренних дел СССР о составе арестованных лиц по делу "Российского общевоинского союза".

СПРАВКА о составе арестованных по делу офицерской организации РОВСа

Всего арестовано — 399 чел., из них

1. Князей — 2

2. Контр-адмиралов — 1

3. Генералов —* 8

183

4. Полковников —42

5. Капитанов и штабс-капитанов      — 43

6. Поручиков, подпоручиков и прапорщиков — 102

7. Царских чиновников        —61

10. Фабрикантов и помещиков      — 35 П.Попов —9

А вот выдержки из записки наркома внутренних дел СССР Н. Ежова И. Сталину с приложением телеграммы начальника Управ­ления НКВД Новосибирской области Горбача о раскрытии в Си­бири организации "Российского общевоипского союза".

Совершенно секретно г. Москва

№ 62740 13 декабря 1937 г. Секретарю ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ

Направляю копию телеграммы № 5670, 5671, 5672, 5673 на­чальника Управления НКВД Новосибирской области тов. Горбач НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Ежов Сов. секретно

МЕМОРАНДУМ № 49577,49571, 49581,49602 Из Новосибирска    10 декабря 1937 г.

НАРКОМУ ВНУДЕЛ СССР тов. Ежову

Арестованный нами в Воронеже известный колчаковский ге­нерал .ПЩЕЛЯЕВ Анатолий ^

показал, что после разгрома колчаковцев он, проживая в 1920 году в Харбине, получил 10000 иен от представителя военных кругов

184

Японии полковника ИОКОГАМА на организацию среди бежав­ших в Харбин офицеров "Воинского союза", подготовлявшего кадры для борьбы с советской властью..."

На записке имеется резолюция И. Сталина: "Всех бывших офицеров и генералов по записке Горбача нужно расстрелять". Ре­золюция Н. Ежова: "Исполнено"2.

По отношению к этим людям совершались два преступления. Одно совершал сталинский режим, продолжая трактовать всех эмигрантов как своих политических врагов, не пуская их на Роди­ну или унижая их достоинство требованием "раскаивания"... Дру­гое преступление совершали лидеры политической эмиграции, на­клеивая па них клеймо "соглашателей", "предателей" и т.д. Упре­кая обвинителей, одна из газет Харбина, стоящая на позициях воз-вращенчества, писала: "...те, кто так говорит, обязаны взять на се­бя заботу о них (простых эмигрантах. — Авт.), об их устройстве здесь, о предоставлении им возможности не погибнуть (безыдейно) под забором, не уйти в проститутки или бродяги завтрашнего дня. Эмиграция не способна создать организованную защиту этих лю­дей. Она обязана не только снять клеймо "возвращенцев" к банди­там-большевикам, но, наоборот, обязана сказать им: "Идите на Родину и живите там по совести". "Может быть, не всегда ведь бу­дет так, как сейчас, не вечно же болеть "стране нашей российской", — вторила ей харбинская "Заря". — Возможно, что приближаются новые времена — ив них будет возможно возвращение в свой от­чий дом".

"Нельзя ни на минуту забывать, — писала газета "Последние новости", — что мы вернемся домой только тогда, когда мы выку­ем в нашем сознании будущую Россию, и только постольку, по­скольку мы в состоянии будем ее выковать. Россия великого исхо­да должна быть не вчерашней, а завтрашней Россией; в этом ее ос­новная задача и ее единственное, великое оправдание".

наступил трагический конец не только политической эмиграции, но большинства тех, кто жил на чужбине. С этого момента траги­чески начинает исчезать вся восточная русская эмиграция. Тысячи

185

известных, малоизвестных или совсем неизвестных простых эмиг­рантов были репатриированы в СССР. Переполненные эшелоны арестованными СМЕРШем эмигрантами прошли по КВЖД на се­веро-запад и северо-восток, через Забайкальск и Гродсково намно­го раньше, чем с японскими военнопленными. Были арестовавшие только вожди белой эмиграции: генералы Семенов, Власьевскпй, Бакшеев, ее активные деятели Родзаевекий, Шепунов, Охотин, но и многие простые эмигранты. С насиженных мест, с наланШШыхдИ зяйств были сорваны и отпр'авлены в многочисленные лагеря Си­бири и Дальнего Востока десятки тысяч простых крестьян-казаков, рабочих, служащих КВЖД, студентов и преподавателей, деятелей литературы и искусства.

К осени 1945 г. почти 300-тысячпая русская эмиграция Мань­чжурии практически была рассеяна, арестована и перестала суще­ствовать. Немало из этой армии эмигрантов уехало в Канаду, США, Австралию,'Южную Америку. Небольшие кучки эмигран­тов, кто уцелел от арестов и не захотел уехать в другие страны, ос­тались в Харбине, Даляне, меньше в Шеньяне. Несколько хуторов и маленьких деревень, населенных русскими крестьянами, осталось в Трехречье, Синьцзяне.

В Харбине, Шеньяне, Даляне уже в первые дни появления со­ветских войск были закрыты, а иногда просто разгромлены, ре­дакции русских эмигрантских газет и журналов, издательства, те­атры. Были ликвидированы харбинский юридический факультет и харбинский политехнический институт. Опытные профессора, ко­торые могли составить гордость многих европейских университе­тов, те, кто не успел эмигрировать в другие страны, были репат­риированы в СССР.

Страшное, необдуманное, жестокое по свой форме явление — ликвидация русской диаспоры в Маньчжурии — это не только ре­прессированные тысячи людей, но и ликвидация русских очагов культуры, которая складывалась здесь больше столетия.

Всех добровольных и принудительных возвращенцев обвинили в "измене Родине". А все ли они были виноваты перед нею? В чем была их вина? Ведь среди них было немало истинных патриотов, тех, кто участвовал в борьбе за освобождение Китая в аптияпон­

ском движении, тем самым пытался "защитить свою Родину". А судьбы людей, вернувшихся на Родину в 1945-м? Как трагичны и похожи их судьбы — и тех, кого насильственно привезли в "телячьих" вагонах во Владивосток, Хабаровск, Читу или добро­вольно вернувшихся в Россию. Ненасытные сталинские лагеря принимали и тех и других.

В августе—сентябре 1945 года тысячи эмигрантов в Маньчжу-, рии были арестованы СМЕРШем и отправлены в лагеря Сверд-■^овскои, Новосибирской, Оренбургской областей. Подверглись репрессиям и те из 29 тысяч эмигрантов, кто подал заявление в Со­ветское консульство в Харбине о возвращении на Родину3.

Среди десятков тысяч неизвестных и малоизвестных возвра­щенцев 1945 года были репрессированы такие видные деятели вос­точной ветви эмиграции, как .Николай Васильевич Устрялов (расстрелянный в Москве в 1938 году), Абрам Иосифович Кауф­ман — врач, видный общественный и политический деятель эмиг­рантской колонии Харбина 20-40-х годов, председатель харбин­скою общественного комитета помощи голодающим Советской России. Это благодаря его неутомимой деятельности были спасены тысячи жизней в СССР, когда там в 1921—1923 годах свирепство­вал страшный голод. Под его непосредственным руководством по всем поселкам и станциям КВЖД были созданы специальные под­отделы, которые производили в своих районах сбор пожертвова­ний в пользу голодающих4.

...Судьбы русских эмигрантов 20—40-х годов трагичны, но вместе с тем многие из них значительны и поучительны. Страшное лихолетье изгнания, моральные и духовные терзания на чужбине, унижения и оскорбления уже на Родине тех, кто все-таки решил вернуться, промерзшие лагеря, нечеловеческие условия лесопова­лов и приисков — все это и многое другое пришлось сполна испить им. Не все эмигранты заслуживают оправдания, были среди них и предатели Родины, сотрудничавшие с фашистами, убийцы и уго­ловники, но таких меньшинство. Однако помнить о большинстве репрессированных эмигрантов, о безвинно павших и истерзанных Душах миллионов русских людей — наш нравственный долг.

187

1 Цит. по: Маркизов Л. Из истории Китайской Восточной железной дороги) //Источник. 1994. № 1.

2 // Источник. 1994. № I. С. 103.

3//Тихоокеанская звезда. 1992. 15 декабря. 1

4 Печерица В.Ф. Восточная ветвь русской эмиграции. Владивосток. С. 29-30.1

В.В.Кобко Приморский музей им. В. К. Арсепьева

СЛЕДСТВЕННЫЕ МАТЕРИАЛЫ КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ СТАРООБРЯДЧЕСТВА ПРИМОРЬЯ (конец 20 — 30-х it. XX в.)

В последние годы бурные политические перемены открыли для| историков большое количество ранее секретных архивных доку-1 ментов XX века. Обстоятельства сложились таким образом, чтей мне одной из первых довелось познакомиться с архивными следст-j венными документами репрессированных старообрядцев, которые стали очень важным и интересным историко-этпографическим ис­точником. За время работы было выявлено 90 дел, различных по; объему: от 26 томов (самое крупное дело по старообрядческим волнениям 1932 г.) до нескольких листов. Хронологически мате­риалы охватывают период с 1932 по 1938 гг., но содержат в себе сведения и о событиях, происходивших в 20-е годы, — например о христианской крестоносной старообрядческой /дружине в районе б. Джигит в 1924—1925 гг., создании и деятельности группы Кузне-г. цова-Мартюшева и т. д.

Географически материал содержит сведения о местах традици­онного заселения и проживания старообрядцев: Яковлевский, Иманский, Анучинский, Ивановский, Ольгинский, Бикинский, Тернейский, включая более 80 населенных пунктов (села, хутора, | заимки). Среди них и те, которые были основаны старообрядцами | и сегодня уже не существуют, — Адими, Пея, Пугдо, Верхотуров-ка, Сваин и т. д. Все репрессированные старообрядцы принадле­жат к различным направлениям (поповцам и беспоповцам), но са-

188

MbiM многочисленным в Приморье было беспоповское направле­ние, представленное, в основном, старообрядцами часовенного толка. Они появились в Приморье в 70-х гг. прошлого столетия. Заселение северного побережья происходило в более позднее время в связи с труднодоступностыо территории. Заслуга в освоении это-г0 района принадлежит исключительно старообрядцам. Глухие, удаленные от цивилизации, дорог, эти места всегда были притяга­тельными для старообрядчества, гонимого и преследуемого со времен раскола. В поисках лучшей жизни, в поисках легендарного Беловодья, где нет притеснения веры, уходили старообрядцы в Си­бирь и па Дальний Восток.

Формирование старообрядческого населения края закончилось в основном к 30 гг. XX в. Архивные материалы дали нам богатей­шие сведения о местах выхода приморских старообрядцев, их ми­грациях внутри края. Эти данные подтверждены были позднее на­шими экспедиционными материалами. Больше всего старообряд­цев переселилось из Томской, Пермской, Минусинской, Енисей­ской, Уральской, Самарской, Вятской губерний. В начале 30-х го­дов в край переселились старообрядческие семьи из.. Сибири, Амурской области. Среди причин, вызвавших переселение в эти годы, в анкетах указываются: "от раскулачивания", "после раску­лачивания", "в порядке планового переселения". Спасаясь от на­сильственной коллективизации, многие старообрядческие семьи из центральных районов края уходят на северное побережье. Так, в 1929—1930 гг. сюда перебрались несколько десятков семей из Яковлевского и Ивановского районов.

Анкеты арестованных содержат очень важные сведения о их имущественном положении. Они включают данные о наделе земли, жилье, наличии сельхозорудий в хозяйствах, количестве скота, го­довом доходе до революции, до 1929 г., на момент ареста. Это по­зволяет составить представление об экономическом состоянии кре­стьян-старообрядцев до начала коллективизации и в последующие годы, начиная с 1932 г. В среднем в старообрядческих хозяйствах До 1929 г. было 4-10 десятин земли, 2-3 лошади, 2-3 коровы, 4-5 овец, куры. Мельницы находились почти в каждом селе (Перетычиха, Единка, Антоновка и т.д.), сельхозмашины — в каж­

189

дом 2-3-м дворе. В анкетах 1933—1938 гг. указывается пахотной земли от 1 до 3 га, 1 лошадь,! корова, редкостью становятся сель­хозмашины во дворах крестьян-единоличников. В графе "имущественное положение" чаще всего записано: "имущество обобществлено". (Эти данные относятся к району северного побе­режья).

По данным обвинительного заключения по делу о восстании 90% всех участников — кулаки, но на основании тех же архивных материалов видно, насколько условным было деление на кулака или середняка. Иногда хозяйство крестьянина (семья 8 человек) с посевной площадью в 1-2 десятины 1-й лошадью относили к ку­лацкому, хотя нужно отметить, что старообрядческие крестьянские хозяйства всегда были крепкими, зажиточными, что характерно не только для Приморья, но и в целом для России. По зажиточности они превосходили казачьи. Хороший доход семьям приносила охота, особенно на*северном побережье. За сезон охотник добывал 6-10 соболей, иногда до 30, 2-5 лисиц, 4-6 рысей, до 1000 белок. Немалые деньги приносило пчеловодство - до 900 руб. в год. Ста­рообрядцы были первыми из крестьян, кто начал заниматься куль­турным разведением пятнистых оленей. В селе Амгу объединились несколько крестьянских хозяйств и создали стадо в 112 голов. До­ход от продажи пантов составлял тоже немалые суммы, иногда до 2 тыс. руб. (ГАПК, д. 35196). Старообрядцы в связи с традицион­ной замкнутостью групп отходничеством занимались редко, но те же архивные материалы содержат интересные сведения о сущест­вовании японских лесных и рыбных концессий на северном побе­режье края, в которых работали старообрядцы по договору с вла­дельцем Накомура. Они выделяли подводы с лошадьми для пере­возки леса и получали неплохие деньги (ГАПК, ф.1588, д. 7048,т.З, л. 841-854). Впоследствии многих из тех, кто работал в концессиях, обвинят в шпионаже в пользу Японии или "за японофильские на­строения" (ГАПК, д. ПУ-7367).

Старообрядцев всегда отличало умение выживать в экстре­мальных условиях, и в этом огромную роль играла община и так-характерный для нее коллективизм. С помощью общины вновь прибывшие семьи быстро, в течение года, вставали на йоги, обза­

190

водились хозяйством. Более 50 населенных пунктов (сел, хуторов, заимок) было построено старообрядцами только на северном по­бережье.

Коллективизация на северном побережье началась позднее, чем в других районах России: сказывалась труднодоступность этих мест, отсутствие дорог. С разливом рек на 3-4 месяца вообще пре­рывалась всякая связь. О существовании некоторых сел власти уз­нали лишь несколько лет спустя после подавления восстания. Со­гласно архивным материалам, начиная с 1930-1931 гг. крестьян­ские хозяйства северного побережья также были обложены единым 60%-ным сельхозналогом, началось раскулачивание. С каждой се­мьи полагалось получить 30 пудов зерна, полпуда масла, 50 яиц. Так, Семешов З.Ф. (с.Лаухе, женат, 6 детей) обложен индивиду­альным налогом с охоты на сумму 950 руб. Занял деньги, отдал. Тут же сельсовет потребовал от него уплаты штрафа за невыпол­нение задания с посевной площади в размере 650 руб. Выплатить не смог. Имущество было описано, сам Семешов ушел в тайгу (ГАПК, ф. 1588, д. 7048, т.4, л. 353). Фунтиков М.А. (с.Вознесенка, семья 6 человек, трудоспособный 1). Посевная площадь 4,5 га, ра­бочих лошадей — 2, овец — 5. Сельхозналог — 823 руб., самооб­ложение — 823 руб., страховка 106 руб. Итого общая сумма нало­гов 1754 руб. Отнесен к категории кулаков, лишен избирательных прав. Раскулачен ( ГАПК, ф. 1588 д.7048, л. 159). Чистякову Т. (с. Амгу, женат, 6 детей) за невыполнение твердого задания по посеву и хлебозаготовкам предъявлен штраф в 2000 руб., "каковой пога­сить в течение 24 часов, в противном случае изъять имущество" (ГАПК, ф.1588, д.7048, л.249).

Все эти мероприятия вызвали ответную реакцию: в 1932 г. на­чались крестьянские волнения на северном побережье края. Самое значительное по объему (26 томов) — "Дело № 229 по староверче­ской контрреволюционной повстанческой организации и воору­женному восстанию этой организации на северном побережье и р. Бикин ДВК в 1932 г.". Согласно справке, по этому делу "были привлечены жители северных районов в количестве 3654 человек" (ГАПК, д. ПП-33287, л.ЗЗ). Восстанием было охвачено более 450 км, более 75 населенных пунктов. 7 мая старообрядцы выступили в

191

Улуиге, захватив магазин Госторга, сияли советский флаг, провели митинг, объявив, что советская власть свергнута. В плане восстав­ших было захватить Кхуцин, радиостанцию, оружие. Наступление должно развиваться по 3 направлениям: долина р.Свстлой, долина р.Бикин, долина р.Кхуцин. Уголовное дело о восстании содержит уникальные документы: приказы, шифры, пароли. Вот один из них: "Гражданам Старкову Т. и Чепкасову П. Бикинским военным штабом поручено проникнуть в Самаргу к нашему православному народу и известить их о том, что у нас здесь, в Бикиие, свергнута безбожная власть, в свою очередь призвать их па защиту право­славной веры, а равно и защиту своей жизни... 24 мая 1932 г." (ГАПК,ф. 1588, д. 7048).

Неоднозначно отнеслись старообрядцы к этому событию. Бы­ли и те, кто осуждал действия восставших и лишь под страхом смерти помогал им. Документы, протоколы допросов более или менее объективно отражают эту ситуацию. Во время экспедиций нам не раз приходилось слышать от старообрядцев осуждение в адрес тех, кто начал в 1932 г. восстание. Они нарушили один из главных догматов веры: власть от Бога, и навлекли на всех старо­обрядцев, их детей, внуков гнев Божий, смерть, ссылки, выселение за пределы края.

Восстание длилось чуть больше месяца. Вооруженные столк­новения в тайге продолжались в течение 4-х месяцев. Со стороны восставших убито 20 человек, ранено 8, со стороны пограничников убито 7, ранено 8 (ГАПК, ф. 1588, д. 7048). По обвинению в актив­ном участии в восстании расстреляно 117 человек, очень многие получили различные сроки от 3 до 10 лет.

Вера — единственное, что в течение 300-летнего периода гоне­ний помогало старообрядцам выжить, объединяло их. В 1932 г. в "Деле о староверческой контрреволюционной организации" впер­вые подчеркивается религиозная принадлежность арестованных. Видимо, этот год и следует считать началом массовых репрессий старообрядцев в крае. Следственные дела дают для исследователей уникальный материал, знакомящий с малоизвестными страницами истории современного старообрядчества. Население традиционно объединялось вокруг молельных домов, которые легально, а затем

192

нелегально существовали в каждом селе. Район северного побере­жья — единственный район в Приморье и на юге Дальнего Восто­ка, где существовали старообрядческие монастыри: в верховьях р.Пея, Бикин. Множество одиночных скитов было разбросано по Сихогэ-Алинской тайге.

Старообрядческие монастыри, скиты — явление уникальное. Они являлись приютом для крестьян, бежавших от "Антихристовых властей", средоточием книжности, духовности, внутриобщинных этических традиций. Монастыри издавали свою литературу, 2-3 раза в год собирались соборы, которые определяли дальнейшую жизнь старообрядческих общин. Постановления со­боров фиксировались в соборных уложениях. Несколько этих уни­кальных документов сохранилось в "Деле о восстании" и являются прекрасным источником по изучению традиционного русского быта. Несмотря на относительную изолированность северного по­бережья, новые явления вторгались в старообрядческий быт до­вольно быстро. Это вызывало обеспокоенность у ревнителей бла­гочестия. "И по описанию святых богоносных отцов все бывшие на соборе признали, дожили до последних времен" (ГАПК, ф. 1588, д. 7048, т.1, л.40). Основными приметами "века Антихристова счи­тались принятие нового календаря, перепись населения". Новый календарь не принимать и под новое число не подписываться..." (ГАПК, ф. 1588, д. 7048, т. 1, л. 40). "В кооперативе, Дальторге... не брать самим лично, но через людей, боясь, чтоб не попасть в рос­писи к новому числу (ГАПК, ф. 1588, д. 7048, т. 1, л. 41). По поводу одежды: "Пиджаки и сапоги со скрипом не носить", "Женам и де­вицам также с нашивками и с многообразными борами и горбами одежду не шить, не носить... т.к. это не по-христиански снаряжать­ся девицам многообразной красотой и ходить на прельщение юных, неутвержденных в разуме" (ГАПК, ф.1588, д. 7048, т. 1, л. 42).

Один из самых обсуждаемых вопросов у старообрядцев-беспоповцев — вопрос "о неядении с мирскими". "У пейских и кансовских богобоязливых мужей, хранящихся от различных запи­сей, хлеб можно есть". Пространные рассуждения о пьянстве и ма­

193

терном слове проникнуты беспокойством о нравственном здоровье общин.

Особо редкостным памятником старообрядческой полемиче­ской мысли явилась небольшая рукопись, приложенная к собор­ным уложениям в качестве вещественного доказательства контр­революционной деятельности общин. Анонимный автор в беседе с представителем новой власти убедительно доказывает, что она, эта новая власть, идеально подходит под определение "Антихристовой власти" и поэтому отношение к ней может быть только оппозиционным: "Вы над Христом и проповедями его ко­щунство и посмеяние произносите, а мы его спасители и искупите­ли роду человеческому... Как угодно, а я не желаю... быть с людь­ми, которые нарушают закон Бога моего" (ГАПК, ф. 1588, д. 7048, т. 1,л.48).

Крупицы сведений, содержащихся в Бикинских соборных уло­жениях, послужилиютправной точкой в нашей многолетней работе над темой пустынножительства старообрядцев в Приморье. Дело в том, что о дальнейшей судьбе монастырей, монахов и монахинь в "Деле о восстании" не сообщалось. Уже из воспоминаний старо­обрядцев мы узнали, что монастыри были уничтожены, сожжены в 1933 г., сразу после подавления восстания. Судьба монахов также была трагична. По рассказам старообрядцев, многие из обитате­лей скитов были расстреляны или утоплены. Мы почти потеряли надежду узнать что-либо об их судьбе, пока неожиданно не на­толкнулись в следственных документах на сведения о том, что да­же в 1937-1939 гг. крестьяне скрывали несколько беглых монахов и монахинь. Один из свидетелей показал: "В зиму 1937 г., будучи в экспедиции, мы натолкнулись примерно в 60 км от моря на избу, в которой скрывался бандит Кирилл, который под видом монаха проживал там..." (ГАПК, д. ПУ-7372, л. 7). "Бандиту Кириллу", т.е. отцу Кириллу, было в то время уже более 70 лет, тем не менее он был арестован и вместе с сестрой старицей Лукерьей этапиро­ван во Владивосток. В официальном обвинении говорится, что "...старец Кирилл, будучи старовером-монахом, враждебно на­строен к советской власти. До 1930 года жил в монастыре расколь­ничьем в районе р.Пей, после ликвидации монастыря продолжал

194

жить в тайге, нашел общение с населением. За проводимые им чте­ния и вероучения он получал одежду и питание. Настроен против прописки...". Учитывая возраст отца Кирилла, старца отпустили.

Трагично сложилась судьба матери Енафии-монахини мона­стыря отца Силуяна. Ее мирское имя — Екатерина Парамоновна Мясникова. Вместе с мужем Алексеем Николаевичем она приехала из Сибири. После разгрома монастырей с 1933 по 1937 гг. Мясни-ковы скрывались на северном побережье в деревнях Антоновке и Самаровке. Мать Енафия пользовалась огромным авторитетом у крестьян, со всей округи приезжали к ней за советом. Когда нача­лась паспортизация, она уговорила одного из крестьян объявить ее умершей. В 1937 г. мать Енафия была арестована, ей предъявили обвинение в том, что она является "старообрядческой начетчицей, проживающей на средстза, получаемые контрреволюционной аги­тацией..." Через пять месяцев ее расстреляли. (Более подробно о приморских пустынножителях см. в моей статье "К истории пус­тынножительства на северном побережье Приморья" // Вестник ДВО РАН. 1996. № 5. С. 122-130).

Уничтожение религии, всех церковных организаций, преследо­вание верующих в России началось уже в первые годы советской власти. Для старообрядцев, преследуемых за веру еще с XVII сто­летия, положение в 30-е годы еще более осложнилось, а поводом для массовых репрессий послужило восстание 1932 г. Родственни­ки, знакомые, соседи тех, кто был привлечен по делу о восстании, рано или поздно также были арестованы. Так, в 1932 г. арестованы Могильников М. (с. Верхотуровка, 32 года), Могильников СМ. (с. Верхотуровка, 62 года), Могильников М.М. (х. Беамо, 43 года ), Могильников А.С. (с. Верхотуровка, 25 лет), Могильников Ф.Ф. (Улунга, 22 года), Могильников В.Ф. (Улунга, 24 года); в 1938 г. Могильников К.А. (с. Каменка Ед., 38 лет), Могильников А.Ф. (с. Антоновка, 54 года ) и т.д. Многодетные семьи оставались без кормильца. В 1939 г. старообрядческие семьи как социально опас­ные элементы были выселены из пределов ДВК. Тем, кому удалось выжить в лагерях, запрещено было возвращаться в Приморье. В 50-е годы волна повторных репрессий прокатилась по старообряд­ческим семьям.

195