Sunday, June 1, 2014

1 Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы

Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы
Материалы первой Дальневосточной научно-практической конференции
Владивосток Издательство Дальневосточного университета 1997












ББК 63.3(2) П50
Редакционная коллегия: Отв. ред. А.П. Деревянко, д.и.н., проф.; О.П. Еланцева, д.и.н., проф.; Л.М. Медведева, к.и.н.
Рецензенты: Р.И. Михеев, д.ю.н., проф.; В.Ф. Печерица, д.и.н., проф.
П 50 Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы: Материалы первой Дальневосточной научно-практической конференции. - Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1997. - 320 с.


ISBN 5-7444-0830-4


В сборник вошли статьи, анализирующие историографию, проблемы, причины начала и развития репрессий в СССР и на Дальнем Востоке. На конкретных примерах показан геноцид, проводимый в СССР в 20—50-е годы против рабочих различных отраслей промышленности, крестьянства, интеллигенции, военнослужащих, духовенства. Особое внимание обращается на деятельность карательного аппарата, применение незаконных методов- ведения следствия органами НКВД Дальнего Востока, высказывается мнение ученых о депортации корейцев. Определенное место в сборнике уделено ГУЛАГу НКВД и его роли в производственно-хозяйственной деятельности СССР.
Материалы сборника представляют интерес для ученых, преподавателей и студентов — для всех, кто интересуется историей СССР.
П 1905040000 fe 180(03)-97
ISBN 5-7444-0830-4
ББК 63.3(2)
© Издательство Дальневосточного университета, 1997
ПРЕДИСЛОВИЕ
1. Заканчивается 20-й век - век, начало которого для России ха­рактеризовалось не только поражением в русско-японской войне, пер­вой русской революцией 1905 года и другими проблемахми, но и безус­ловным социально-экономическим прогрессом, включением в число самых развитых стран планеты. Владения Российской шмперии равня­лись 22 млн 434 тыс. 312 кв. км. Это составляет около одной шестой поверхности всей земной суши, что почти в два с половиной раза больше всего Европейского материка. Численность населения России быстро возрастала. Если в 1722-м году в России фиксировалось 14 млн человек; 1742-м - 16 млн; 1762-м - 19 млн; 1782-м - 28 млн; 1796-м - 36 млн; 1812-м-41 млн; 1815-м-45 млн; 1835-м - 60 млн; 1851-м -68 млн; 1858-м - 74 млн; то по предварительным данным переписи, произве­денной 28 января - 9 февраля 1897 года, численность населения импе^* рии определялась в 129 млн. 211 тыс. человек. При этом, путем экстра­поляции русские демографы 100 лет назад оценивали численность на­селения России по десятилетиям таким образом: 1900 - 135 млн.; 1910 -155 млн; 1920 - 175 млн; 1930 - 200 млн. «Если предположить, что Рос­сия ничего не потеряет и ничего не приобретет сравнительно с настоя­щим своим положением, то в 1985 году ее население будет простирать­ся до 400 миллионов душ.»1 С 1894 по 1914 годы население России уве­личилось на 50 %; резко ускорился рост продолжительности жизни; количество потребляемых товаров возросло на 100 %; протяженность железных дорог, добыча нефти и газа, банковские вклады населения увеличились в несколько раз; темпы экономического развития России в 1913 году были выше, чем в США; урожай хлебов в этом же году в России был выше на 30 %, чем в США, Аргентине и Канаде вместе взя­тых;^обучение в вузах россияне платили в ЗОраз меньше, чем в США Л1ЛелИкоОритании; ежегодно 10 миллионов граждан России путешест-
1 Русский календарь на 1897 г. А. Суворина, СПб, 1897; Е. Александров. Царская Россия. 1897 год. //Независимая газета. 1997. 7 февр. С. 6.
повали за границей; значительно ниже, чем в Европе, были налоги^ В j 1907j^gy император Николай 11 впервые выдвинул идею всеобщего и ^полного^азоружщия^Во всем мире восхищение вызывали труды рос-\сйиских ученых, писателей, поэтов, художников.
2. Первой демографической катастрофой для России 20 века яви­лась первая мировая война. Затем - февральская революция 1917 года, вызванная отречением от престола Николая II; большевистский ок­тябрьский переворот и гражданская война. Помимо миллионов по­гибших в братоубийственной войне, невосполнимый ущерб России^ J принеслаэмиграция, в TONi4i4C£ej^^
Г страны людей, составлявших цвет российского общества, науки и /^кулйур^ь!7такихтешгфилософ Ьердяев, рёкто|П#^ и многие
I ^другие. Только за период с 1917 по 1У2Ъ год шГофициальным данным /  из Россини выехало за рубеж более полутора миллионов человек, не считая тех, кто ушел вместе с белыми армиями. Всего же, по оценкам специалистов за пределами бывшего СССР проживает 5опё&-22~мш1 русских и их потомков, ушедших из России в этом веке.
К числу демографическюГкатастроф, пережитых Россией, отно­сятся: голод 192Ы923 годов; голод 1933 года, во время которого сред­няя продолжительность жизни в стране достигла чудовищной цифры 18,2 года; вторая мировая война, унесшая жизни десятков миллионов людей; голод 1947 года, с
Трудно пока оценить ущерб от «утечки мозгов» из России и эмиграции в целом в период перестройки. Однако фактом является то, что современная Россия - страна с одной из самых низких в мире про­должительностью жизни населения, но самой высокой в Европе общей и младенческой смертностью, безусловный лидер по числу абортов и по стремительному снижению рождаемости. Кроме того, Россия -страна, в которой годовое число смертей превышает число рождений.2 Длхо^_новая демографическая катастрофа, зшрнимкоторой уходят в ту гопиапТ^-политичёскУЮСистему, которая была порождена октябрь-
3, Можно по-разному относиться к коммунистическим идеям и неоднозначно оценивать период большевистского правления в стране, но фактом остается то, что вышеуказанные потери десятков миллио­нов людей в СССР за столь исторически короткий период являются
2 Е. Андреев. Бремя жить.// Владивосток. 1996. J 4 мая. С. 13.
4
непоправимой катастрофой для России и российских народов, и эти потери нвпячпеткнм f. коммунистическим режимом, его сущностью и организационно-правовой формой.
Особенно страшна потеря 62 миллионов человек в бывшем СССР г> в результате репрессий, организованных большевистским режимом ( против собственного народа. Эту цифру называет профессор Р. Рум-мель из Гавайского университета, который вро жизнь посвятил сбору ппфпрмппппо маоспптлт; убийствах на ^мтГз Хптя точного количест­ва жертв репрессий и беззакония в России не знает пока никто. Унич­тожены десятки миллионов невинных людей, пострадали их дети, се­мьи, родные, близкие, друзья. Был запуган и морально деформирован великий парод.
Не обошла эта беда и Приморье. В годы репрессий 30-х годов по­страдал каждый третий житель края. За сухими цифрами стоят живые ~ люди с их мыслями, чувствами, идеями, работой. Коммунистический 4 ( режим прошел железным катком по их судьбам и жизням, и сломал их.~ •
4. В этот период был уничтожен Дальневосточный государствен­ный университет, арестованы и расстреляны без всякой вины многие профессора, доценты, преподаватели и сотрудники ДВГУ. История университета берет свое начало с Восточного института - первого высшего учебного заведения на Дальнем Востоке России, - который был открыт во Владивостоке 21 октября 1899 года по решению импе­ратора Николая II.4 Согласно "Положению о Восточном институте" целью нового вуза объявлялась подготовка учащихся в нем лиц к службе в административных и торгово-промышленных учреждениях Восточно-Азиатской России и прилегающих к не^^осударстВд5 Сверх­задачей, которая стояла перед Ьосточным институтом, Оылоупрочение положения и усиление влияния России в странах Дальневосточного ре­гиона путем подготовки специалистов - востоковедов, знающих язык, политику, экономику, историю этих стран, а также обычаи и быт лю­дей их населяющих. г
Дальновидный шаг царя и императорского правительства полно­стью оправдал себя. Восточный институт не только выполнил стоящие перед ним задачи, но и способствовал развитию образования, науки,
3 См.: напр: Известия. 1997. 30 окт. СЛ.
4 См.: Дальневосточный государственный университет, история и современность. Владивосток; Изд-во
•м.: Сборник исторических документов I860 - 1907 г.) Владивосток, I960. С.62.
экономики и культуры на Дальнем Востоке, прогрессу региона в це­лом. Не только студенты, но и преподаватели института отличались свободомыслием, демократическими настроениями как до октябрьско­го переворота, так и после него. Сам переворот преподаватели Вос­точного института встретили настороженно. А после разгона Учреди­тельного собрания в Петрограде в январе 1918 года они выразили свой протест и единогласно постановили: власть Совета Народных Комис-' .^fcapoB и всех его органов не признавать. Однако подд^жка^LoKa3aHijaa 1 институтом^1р[аш11£ДЬству адмирала Колчака и Приморской облает-/"ной^емской управе, тем не менее единодушием не отличалась.
Укрепление Восточного института, осознание общественностью и государственными органами роли высшего образования для развития и преуспевания края привели к открытию во Владивостоке 17 апреля 1920 года постановлением Приморской областной земской управы Го­сударственного Дальневосточного университета. Во "Временном по­ложении о ГДУ" говорилось следующее: "Государственный Дальнево­сточный университет учреждается в составе факультетов: 1) восточного, 2) историко-филологического, 3) общественных паук (юридико-экономического), для чего:
а) Восточный институт преобразуется в восточный факультет Дальневосточного университета;
б) Существующие во Владивостоке частные факультеты: истори­ко-филологический в составе первых двух курсов, юридический в со­ставе одного первого курса, а также экономщщ£кий факультет чаеша-го Владивостокского Политехнического института - включаются в со­став Дальневосточного государственного университета, причем юри­дический и экономический факультеты сливаются в один факультет общественных наук с соответствующими отделениями.6
Так состоялось открытие первого классического университета на Дальнем Востоке России - Дальневосточного государственного уни­верситета.
Первые аресты в ДВГУ начались с конца 1934 года, но пик при­шелся на 1937-1938 годы.7 Как правило, преподавателям и сотрудни­кам предъявлялись обвинения в шпионаже, вредительстве, участии в правотроцкистском заговоре. Среди репрессированных были и студен­ты.
* РГиА ДВ Ф. Р-289. ОП.1. Д.70. Л.21.
7 См.: Дальневосточным государственный университет. Гл. 3
6
(I \ В августе-ноябре 1937 года были арестованы преподаватели вос-точьфго факультета: К.А. Харнский, зав. кафедрой японского языка; Н.П. _Авид£е&^декан востфака; В-АагНйойлошников; преподаватели японского языка К.П. Феклин, Е.оС Нельгин; зав. кабинетом М.Н. Востриков; аспирант востфака Орло^; японист, секретарь парткома И.Т. Быков; китаист А.В. Маракуев; преподаватель истории Дальнего Востока З.Н. Матвеев; китаист, секретарь парткома ДВГУ А.П. Ещен-ко; зав. кафедрой западноевропейских языков А.А. Смоллер. В 1938 году были арестованы преподаватели востфака И.А. Клюкин, Г.С. Юркевич.___„
В 1938 году были также арестованы: декан химфака Ф.Ф. Юшке­вич; профессора химии К.Т. Метслкин, П.А. Тихомонов, В.Г1. Пенте-гов, доцент В.О. Мохнач. Из физиков был арестован в 1938 году зав — кафедрой геодезии Ф.И. Кузьмич. В том же году были;арестованы: ди ректор университета в 1931-1936 гг. А.В. Пономарев; директор универ-емтста с 1936 г. И.Е. Файнерман; зам. директора по учебной частиИТСГ Менка.
Ко всем арестованным применялись изощренные пытки, что за­ставило большинство из них оговорить себя и других. Подавляющее большинство было приговорено к высшей мере наказания - расстрелу, с конфискацией всего имущества. В каждом приговоре указывалось, что приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934г. подлежит немедленному исполнению.^Дёл^
гпутяттиг^ r чяуп^том СУДебнОМ ^лтянии RMf^flflntf грг.г.ии Кпр.н^
КЩЛЕШИ ^S^Sm^^^SS^^^o^^^ они поздно вечером, весь процесс занимал 15-20 минут, приговор был предрешен, испол­нялся немедленно. Так, 25 апреля 1938 года были расстреляны 9 препо­давателей восточного факультета ДВГУ. Как правило, репрессирова­лись и члены семей так называемых "врагов народа". Постановлением! ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 года "О мерах борьбы с преступ-1 ностыо среди несовершеннолетних" была установлена уголовная от-J ветственность детей вплоть до расстрела с 12 лет. 4
Так, К 1939 гппу^т^е.щетсмяя сиегге.мя уничто^^щ^рофессо-   ]
ров и преподавателеи^ВГУ, уничтожила сам университет, который, # начавшись с Восточного института, почти за 40 лет своего существо­вания стал центром образования, науки и культуры на Дальнем Восто­ке России, сыграв важную роль в развитии этого региона, обеспечении
7
международных интересов России. Дальневосточныйгосударственный университет был закрыт в 1939^год^и восста^вле]?1з ТО^б^году. птттт*~
5. Мы, ныне живущие, в неоплатном долгу перед невинно-убиен--; ными и репрессированными. Должен настать день, когда все они будут] названы по именам. ;
Из страшных страниц истории нашего народа должен быть из-. влечен урок, тот урок, который не позволит повториться беззаконию.! А для этого нужно знать и помнить эти события, понимать их причины • и условия; воспитывать в молодых поколениях восприятие демократии j как главной общественной ценности, как единственной гарантии жиз- \ ни, свободы и чести людей.
Именно демократия как система государственного и обществен­ного устройства страны является главной гарантией прав и свобод личности. Мы еще не пришли к ней. Путь к демократии не быстр и не прост. Она должна войти в общественное сознание и затем реализо­ваться в институтах государственной власти и управления. Само собой это не происходит. Люди должны учиться демократии, расти и разви­ваться вместе с ней.
И еще. Нужно уходить от вражды и разобщения, в российском обществе и народе. Призыв к новым революциям - это путь к новому кровопролитию. Революции, каждая из которых провозглашала борь­бу за счастье людей, доказали, что на самом деле они-несут разобщение людей, смерть, кровь и слезы для них.
Путь покаяния, взаимопрощения, демократии и примирения -единственно верный путь нового развития российского общества. Только на этом пути, сопряженном с развитием образования, науки, культуры, созданием новых технологий, подъемом материального бла­госостояния людей возродятся великие страна и народ.
В.И. Курилов,
ректор ДВГУ, профессор
Вениамин,
епископ Владивостокский и Приморский
РЕПРЕССИИ ПРОТИВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
КАК ПОКАЗАТЕЛЬ БЕЗДУХОВНОСТИ ОБЩЕСТВА
Русская Православная Церковь, веками являвшаяся духовным стержнем Российского государства, с приходом к власти больше­виков была поставлена в сложное и драматическое положение. В государстве утвердилась идеология, провозглашавшая преодоле­ние религии в качестве одной из своих основных исторических за­дач. Церковь для поклонников диалектического и исторического материализма оказалась идеологическим противником, которого нужно было уничтожить в первую очередь как сторонника старого строя.
Уже в первые месяцы своего существования Совет Народных Комиссаров принял ряд законодательных актов, направленных на ограничение некоторых существенных прав Русской Церкви. Та­ковыми стали, прежде всего, декреты: от 11 декабря 1917 года — о конфискации у Русской Церкви всех учебных заведений; от 17 и 18 декабря 1917 года — о непризнании юридических прав за церков­ным браком; от 16 января 1918 года — о ликвидации духовников в Вооруженных Силах страны; от 20 января 1918 года — об отмене государственных дотаций и субсидий Церкви и духовенству; и на­конец, принятый 20 января и опубликованный 23 января 1918 года декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах, не только осуществивший исторически беспрецедентные отделение Церкви от государства и национализацию всех церковных иму-
9
ществ, но и поставивший служение Русской Церкви в жесткие ус­ловия разнообразных ограничений и запретов.
Активное и широкомасштабное проведение этих декретов в жизнь сопровождалось открытыми и массовыми гонениями. Мно­гие епископы (первым был убит 12/25.1.1918 года митрополит Ки­евский, святитель Владимир (Богоявленский) и тысячи священни­ков, монахов, монахинь и мирян были подвергнуты репрессиям вплоть до расстрела и потрясающих своей жестокостью убийств.
В 1921—1922 годах советское правительство потребовало вы­дачи церковных ценностей для оказания помощи голодающему населению из-за неурожая 1921 года. В принудительном порядке стали изыматься даже священные предметы, служившие для литур­гии. Верующие были спровоцированы на сопротивления, тут же жестоко подавленные. Столкновения из-за церковных ценностей большевики использовали для решающей схватки в борьбе за ус­тановление своей абсолютной власти.
Петроградский митрополит, святитель Вениамин (Казанский) и еще 86 человек были преданы показательному суду за защиту священных церковных ценностей. Он и еще девять человек были приговорены к смертной казни, и 13 августа 1922 года четверо из них были расстреляны. Между ними на первом месте стоит свя-щенномученик Вениамин. Советское правительство пыталось, воспользовавшись голодом, уничтожить Русскую Православную Церковь, поэтому сопротивление изъятию священных церковных ценностей толковалось им как реакционное сопротивление совет­ской системе вообще и, в соответствии с этим толкованием, пре­следовалось. В строго секретном письме от 19.3.1922 года Ленин писал Молотову: "Чем большее число представителей реакцион­ной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопро­тивлении они не смели и думать".
В войне с вероисповеданиями большевики использовали ВЧК (позже НКВД) — "тайный орден рыцарей революции" — и секрет­ную Антирелигиозную комиссию при ЦК РКП(б), где в обстанов­ке строжайшей тайны разрабатывались планы тотального подав-
ю
л спи я церквей. Председателем комиссии был Емельян Ярослав­ский (Миней Израилевич Губельман), его заместителем — извест­ный начальник 6-го отделения ЧК Е. Тучков. Комиссия собира­лась два раза в месяц. Некоторые протоколы ее собраний обнаро­дованы в 1922 году — в них проявляется весь цинизм антирелиги­озной политики большевиков.
В наступлении на Русскую Православную Церковь и особенно на Патриарха Тихона большевики прибегли к помощи обновлен­цев и расколом пытались ослабить Патриаршую Церковь. На практике это покровительство выражалось в предоставлении об­новленцам большей части храмов, причем самых крупных. Вдоба­вок большая часть церквей в период с 1917 по 1938 годы была раз­рушена. К примеру, во Владивостокской епархии из 150 храмов, действовавших до революции, к началу войны осталось лишь два.
Архивные данные свидетельствуют со всей очевидностью об искусственном характере репрессий большевиков к членам Рус­ской Церкви, как и к представителям других вероисповеданий. Например, в октябре 1937 года У НКВД по Дальневосточному краю сфабриковало дело о церковно-монархической, шпионской организации в Уссурийске, материалы которого были пересмотре­ны 9 февраля 1961 года Военным трибуналом Тихоокеанского флота.
По обвинительному заключению тройки УНКВД были при­влечены всего 11 человек. Среди них был один епископ, один свя­щенник, диакон, монахиня, церковный староста.
Изучение документов дела показало, что органы предвари­тельного следствия в 1937 году не располагали никакими объек­тивными данными о преступной антисоветской деятельности об­виняемых. Не было собрано никаких данных о деятельности в Ус­сурийске церковно-монархической организации. Епископ по суще­ству предъявленного обвинения вообще не был допрошен. Делом утверждалось, что антисоветскую организацию в Уссурийске яко­бы создал священник церкви. Первоначально этих данных никто не подтверждал. Однако после продолжительных и беспрерывных допросов трое обвиняемых — работников Уссурийской церкви — признали себя виновными. Однако дали слишком общие, некон-
и
кретные и не подтвержденные показания. И все же обвинение по­ступило на рассмотрение тройки УНКВД по Дальневосточному краю 27 октября 1997 г., которая приговорила девять арестован-, ных к расстрелу: священника Уссурийской церкви Михаила Кес-сельмана, товароведа ст. Уссурийск Василия Боброва, епископа Геннадия Сорокина (монашеское имя неизвестно), служащего ру-^ доуправления Иннокентия Слугинова, монахиню Ульяну Акин­шину (монашеское имя неизвестно), члена церковного совета Ус-.j сурийской церкви Мирона Ткалича, старосту Уссурийской церкви Иннокентия Иванова. Два человека были приговорены к десяти, годам лишения свободы: член церковного совета Уссурийской , церкви Семен Липовка и заведующая аптекой Людмила Воронцо­ва.
Спустя долгие годы, в 1960 году, дополнительная проверка по- ■ казала, что все эти люди были арестованы и репрессированы не­обоснованно. Не подтвердилась принадлежность указанных лиц к \ церковно-монархической, шпионской антисоветской организации, 1 а также принадлежность кого-либо из них вообще к шпионажу или j вредительству. В материалах проверки нет данных, подтверждаю- j щих наличие в 1937 году в г. Уссурийске контрреволюционной^ церковно-монархической организации.
Вместе с тем той же проверкой установлено, что лица, прича- ] стные к расследованию данного дела, — бывшие сотрудники обла­стного управления НКВД Уссурийской области — в практике сво­ей работы допускали грубые нарушения законности. j Военный трибунал Тихоокеанского флота, пересмотрев ука- j занное дело, постановление тройки УНКВД отменил и дело пре­кратил за отсутствием состава преступления.
Приведенный мною пример — лишь один из многих имею-.; щихся фактов, которые говорят о сознательно проводимой совет- \ ской властью антирелигиозной, антицерковной, антиправославной политики. Репрессии были столь масштабны, что к 1925 году.., структура Русской Православной Церкви была разрушена.
Большинство священнослужителей отбывало срок в огромном 1 концлагере на территории монастырского комплекса Соловецких | островов за мнимую контрреволюционную деятельность или так |
12
называемые антисоветские высказывания. К 1938 году Русская Церковь как организация практически не существовала. К началу второй мировой войны в Советском Союзе осталось лишь не­сколько епископов, которые могли исполнять свои обязанности.
Широкий размах преследований советским государством Пра­вославной Церкви стал возможным из-за того, что люди, пришед­шие к власти, жили честолюбивыми интересами и не терпели вся­кого инакомыслия. О таких властителях Поместный Собор Рус­ской Православной Церкви в ноябре 1917 года говорил: "Вместо обещанного лжеучителями нового общественного строения — кровавая распря строителей, вместо мира и братства народов — смешение языков и ожесточенная ненависть братьев. Люди, за­бывшие Бога, как голодные волки бросаются друг на друга... Ос­тавьте безумную и нечестивую мечту лжеучителей, призывающих осуществить всемирное братство путем всемирного междоусобия! Вернитесь на путь Христов!"
Сквозь десятилетия этот призыв Священного Собора обращен и к нам, ибо и сегодня нет мира в нашей стране, наших семьях, на­ших душах. Разве не показали долгие годы атеизма всю разруши­тельную силу его для нравственного состояния народа?!
И вот сегодня общество пожинает горькие плоды безбожия.
Но как бы ни была загрязнена наша жизнь, в какое бы болото ни превращали ее, не умерла и не может умереть в человеке жажда добра, совершенства, красоты. Жажда, которая одна по-настоящему и делает его человеком. Церковь же есть источник жи­вительной, духоносной воды. Лишь она одна способна воскресить иссохшиеся души для христианской жизни.
Так пусть же эти благодатные воды омоют Россию от тьмы безбожия, чтобы мы могли различать добро от зла, чтобы лучше видеть, куда идти, чтобы правильно определить курс нашего Рос­сийского корабля в этом бушующем житейском мировом океане.
13
Э.В.Ермакова дм.п., профессор Владивосток
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
(проблемы историографии)
Проблема "репрессированной страны" начала свой путь ста-] новления в российской исторической науке в середине 50-х гг. с рая зоблачения культа личности Сталина и развернувшегося процесса» реабилитации невинно репрессированных. Однако это становление] было прервано. Оно не успело закрепиться, не вылилось в глубо-1 кое осмысление всего происходившего в политической жизни! страны за годы советской власти. \
Но справедливости ради отметим, что в центре исследователи^ сумели в отпущенное им короткое время получить допуск и из­влечь определенную информацию из архивов КГБ. Историков5 прежде всего интересовали крупные личности: партийные лидеры;1 государственные деятели, военачальники.
Первые появившиеся работы (посвященные В.К. Блюхеру, П.П. Постышеву, И.П. Уборевичу, Г.М. Штерну и другим репрес­сированным в 30-е гг., тем, чьи судьбы были связаны с Дальним Востоком) можно считать началом изучения репрессий на Дальнем Востоке, но с известным ограничением. Вопрос репрессий в них за­трагивался в связи с судьбой конкретного человека и сводился к рассказу об аресте, предъявленных обвинениях и вынесении при­говора. Однако историки впервые приподняли завесу полной сек­ретности над судьбами арестованных и без вины осужденных лю­дей.
На местах, в регионах, историки не получили возможности ра­ботать с документами, имея на руках справки о реабилитации тех или иных осужденных. Желание разрабатывать проблему у даль­невосточных историков имелось, но не было условий, возможно­сти - материалы продолжали оставаться секретными.
14
Только в период перестройки в работах дальневосточных ис­ториков начало складываться направление изучения репрессий де­портации народов, государственной пенитенциарной системы.
Таким образом, условно можно выделить два этапа в изучении этой проблемы; первый: середина 50-х — конец 80-х гг., подгото­вительный, этап первых подходов к теме, этап дискретный, в из­вестной степени затухающий; второй: конец 80-х — начало 90-х гг.; складывание круга историков, исследующих тему, расширение географических рамок, наполнение проблематики новыми темами, введение в научный оборот ранее секретных документов из архи­вов НКВД/КГБ, публикация источников, написание научных ста­тей, работ наряду с научно-популярными. Круг исследователей разнообразен: от профессиональных историков до краеведов, лю­дей, "болеющих историей".
В изучении репрессий сливаются два потока: центральный и региональный. Для центрального потока основным объектом изу­чения является депортация народов (в основном корейского) с Дальнего Востока в 30-е гг. Для регионального главный объект — репрессии против социальных групп, отдельных личностей и наро­дов.
В 90-е гг. вышло большое количество статей в журналах "Вестник ДВО", "Россия и АТР", "Проблемы Дальнего Востока", "Краеведческий бюллетень" (Южно-Сахалинск), "Краеведческий вестник" (Владивосток), в материалах дальневосточных конферен­ций 1993-1997 гг. В эти же годы научными сотрудниками был опубликован целый цикл серьезных научных статей о репрессиях на страницах газет "Комсомольская правда", "Дальневосточный ученый", "Владивосток", "Утро России". По неполным данным, вышло более 30 статей. Источниковой базой их являются ранее секретные материалы органов КГБ, содержащие богатый материал о репрессированных.
При том, что во всех краях и областях региона идет изучение проблемы репрессий, более интенсивно оно в Приморском и Ха­баровском краях, Сахалинской области, менее — в Амурской, Камчатской и Магаданской областях. И это понятно — в одних
15
районах сосредоточены значительные научные силы, в других они немногочисленны.
Центральный поток дал нам два вида материалов: опублико ванные документы и статьи.
Впервые материалы о депортации корейцев с Дальнего Восто­ка были опубликованы в 1993 г. Н.Ф. Бугаем. В 1991 —1992 гг. он опубликовал документы о депортации народов в европейской час­ти России и ее последствиях, а затем, в 1993 г., — о выселении ко­рейцев из Дальневосточного края1 .
Публикация содержала в основном документы Совета Народ-; ных Комиссаров СССР, СНК Узбекской, Казахской, Киргизской республик, ряда исполкомов областных Советов, гак или иначе причастных к депортации (докладные записки, сведения из рапор­тичек), письма-жалобы переселенцев. Среди документов СНК СССР интерес представляют документы о порядке переселения, сметы расходов по .перевозке корейцев, их устройству, о жизни пе­реселенцев. Хронологически документы охватывают период с 1935 по 1949 г., но большинство относится к 1937-1938 гг. (только по одному — к 1935 и 1949 гг.).
Публикации документов предшествовала статья Н.Ф. Бугая о депортации пародов СССР в 30—40-х гг.2, в которой он попытался обобщить и уточнить данные о депортации.
Основным поводом для насильственного переселения целых народов в 30—40-е гг., считает Н.Ф. Бугай, были, во-первых, нака­зание, отместка за предательство отдельных лиц и групп лиц этих народов во время оккупации; во-вторых, превентивная мера, уп­реждающая возможное предательство, а по сути, принадлежность к национальности, с зарубежными соплеменниками которой ведет­ся или может вестись война. Автор весьма скупо сообщает о ко­рейцах, отмечая только, что они были первым депортированным народом, что их в Приморье и Приамурье насчитывалось более 200 тыс., что они насильственно были переселены на территорию Средней Азии и Казахстана и понесли большие потери, что помог­ла им выстоять братская поддержка народов, в соседстве с кото­рыми они оказались, и что только во второй половине 50-х гг. пе­реселенным было разрешено возвращение на Дальний Восток3.
16
Н.Ф. Бугай весьма осторожно замечает, что переселение, привед­шее к огромным человеческим, моральным, политическим поте­рям, противоречило всем принципам ленинской политики, нанесло удар интернационализму, были деформированы принципы нацио­нально-государственного строительства.
В небольшой вводной статье к публикации документов в жур­нале "Отечественная история" (№ 6, 1993) Н.Ф. Бугай более опре­деленно формулирует причины переселения: существование проти­воречий между Россией и Японией, наличие опасности вооружен­ных инцидентов в приграничных районах, военные конфликты обусловили усиление волны подозрений со стороны органов вла­сти на советском Дальнем Востоке в отношении корейского насе­ления, обвиненного в шпионаже, измене, предательстве.
В 90-е гг. появляется своеобразный жанр монографий, статей, в которых исследование сочетается с приложением многих доку­ментов о репрессиях, с обширным цитированием их в тексте.
Весьма солидной по своей источниковой базе является работа А.Т. Кузина о жизни и трагической судьбе дальневосточных ко­рейцев4. Автор проследил историю корейцев с начала корейской эмиграции в 60-х гг. XIX в. до 90-х гг. XX в. Однако первая часть монографии охватывает историю корейцев Дальнего Востока вплоть до депортации, а вторая часть посвящена сахалинским ко­рейцам. В ней выделена глава о принудительном выселении и по­литических репрессиях.
А.Т. Кузин установил общую численность депортированных в Узбекистан и Казахстан корейцев, раскрыл картину их выселения. Небольшая глава насыщена документами, которые нередко заме­няют авторский анализ.
Автор приводит большой фактический материал о политиче­ских репрессиях среди сахалинских корейцев. Ему удается устано­вить имена 193 (их он приводит в приложении) из сотен репресси­рованных и погибших граждан корейской национальности. Автор определил свою книгу как документально-исторический очерк и был первым из тех, кто начал составлять печальный мартиролог советских корейцев.
17
Исследование доктора экономических наук Бок Зи Коу об ис­тории сахалинских корейцев раскрывает трагедию народа5. Автор размышляет о путях решения проблемы сахалинских корейцев, отмечает специфику их положения — это люди, вынужденные в своей жизни четырежды менять гражданство и трижды — родной язык, покинувшие родину не по своей воле, пострадавшие от серь­езных нарушений прав человека. Автор стремится к историческому анализу материала, раскрывая вопросы появления корейцев на Сахалине, колониальной политики Японии, трудовой деятельно­сти корейцев, их депортации и т.д. В специальном разделе, не­большом по объему, Бок Зи Коу привел 18 документов о депорта­ции корейцев в 1937 г.: Постановление СНК и ЦК ВКНб от 21 ав­густа 1937 г. "О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края", документы из особой папки Са­халинского обкома партии с делом о депортации, протоколы Александровской тройки по переселению корейцев и др. Каждый из них или их совокупность комментировалась Бок Зи Коу, и сле­дует подчеркнуть, что часть комментариев имеет глубокий содер­жательный смысл.
Проблема депортации народов нашла отражение и в ряде не­больших статей. В статьях Н.И. Дубининой, Е.Н. Чернолуцкой раскрывается тема депортации китайцев, корейцев6. В статье Н.И. Дубининой приводятся весьма интересные факты о событиях, предшествовавших депортации корейцев: о раскулачивании и ре­прессиях в период коллективизации, об объединении части корей­цев в колхозы и создании в 1935-1937 гг. 137 колхозов, о репресси­ях против военных командиров-корейцев, о расформировании в 1935 г. двух корейских национальных полков, входивших в состав Особой дальневосточной армии. Автор не только говорит о де­портации, но и о ее последствиях, бедственном положении депор­тированных корейцев. Продолжая тему депортации, но уже китай­ского населения из Приморья, Е.Н. Чернолуцкая четко формули­рует причины, масштабы, характер, ход депортации. Основным источником для раскрытия вышеперечисленных вопросов являют­ся ранее секретные, архивные материалы Приморского областного управления НКВД. Необычно решен автором вопрос о причинах
18
депортации китайцев — на первый план Е.Н. Чернолуцкая выдви­гает проблемы, связанные с китайцами, как правило, сезонниками: "...хуихузничество, опиекурение и продажа наркотиков, содержа­ние притонов, контрабанда, шпионаж, тайные общества." Концен­трация в приграничных районах большого количества таких "проблемных" иммигрантов, делает вывод автор, была явлением нежелательным, особенно в период вооруженных конфликтов и войн, что послужило причиной для Сталина в период усиления японской агрессии принять решение о выселении китайцев из Приморья. Оценивая депортацию как репрессивный акт, Е.Н. Чернолуцкая показывает ее особенности: само выселение прохо­дило относительно спокойно, но ему предшествовали три волны массовых операций по аресту сначала всех притонодержателей, за­тем перебежчиков-нелегалов. Они были подвергнуты допросам, избиениям, число арестованных составило 5993 чел. Большинство депортированных, в отличие от корейцев, было вывезено в Китай по согласованию с китайским посольством. Только часть китай­ских граждан была депортирована в Казахстан.
Иную картину рисуют исследователи в отношении поляков, которые ие депортировались, а были репатриированы на родину, в Польшу, по своему желанию7. Е.Н, Чернолуцкая, опираясь на до­кументы BOO ОГПУ, хранящиеся в архиве Управления Министер­ства безопасности Российской Федерации по Приморскому краю, показала массовое движение поляков за возвращение на родину, деятельность комитета по охране польских народных интересов, организацию вывоза польских детей, трудности и сложности в по­лучении визы для выезда, складывавшиеся в 1926 г., и наконец ре­прессии среди поляков.
Необычна по композиции статья СП. Федорчука о репатриа­ции поляков с Южного Сахалина, которые в 1948 г. выехали на родину. Известий о их репатриации и жизни в Польше не сохрани­лось, и автор видел только один путь — побывать в Польше и встретиться с репатриантами. Это ему удалось, и в 1992 г. в Поль­ше он встретился с поляками с Южного Сахалина. На основе их рассказов, а также документов, он воспроизводит события первых послевоенных лет, выясняет численность уехавших — 42 чел. (по
19
государственной статистике, на Южном Сахалине проживало 27 поляков). Так, благодаря настойчивым поискам, восстановлены неизвестные ранее страницы истории южносахалинских поляков.
Изобретением советских властей являлась и депортация своего собственного народа. Высылка из приграничных районов, закрьь тых городов и территорий большого количества людей, обвинен? ных в неблагонадежности, — тема, которую начала разрабатывать Е.Н. Чернолуцкая пока еще в газетных статьях.
Итак, можно констатировать, что тема депортации народов, части "неблагонадежных людей" в приграничных районах выде­лилась в самостоятельный раздел общей темы — геноцида протищ своего народа. Однако тема далека от завершения в изучении, осо^ бенно это касается депортации китайцев и выселения "неблагонадежного населения". Необходима монография, где бы в единстве рассматривались все стороны темы: разработка политику депортаций, высьиши, система документов, проведение ее в жизнь^ установление численности пострадавших, последствия политики, судьбы людей, представителей определенных национальностей^, попавших под жернова репрессивной политики.
Большую часть исследований представляют работы о репрес­сиях на Дальнем Востоке. Но наряду с разработкой проблемы ре­прессий началось изучение пенитенциарной системы, ее содержа-, ния. Этим достигается более полное изучение репрессивной поли-^ тики Советского государства. j
Тема репрессий изучается далеко не равномерно. В этом про-, цессе выделилось несколько аспектов: репрессии против крестьян­ства; вузовской, технической, научной интеллигенции; партийно-» советских, военных, инженерно-технических кадров.
Практически не исследуются репрессии против рабочего клас­са. В отдельных статьях о Дальзаводе, предприятиях угольной,, рыбной промышленности Дальнего Востока основное внимание уделялось не рабочим, а инженерам. Работы, как правило, посвя­щены политическим репрессиям в 30-е гг. Только единичные рабо­ты вышли за эти пределы, рассмотрев репрессии в 40-50-е гг. Нр^ никто из исследователей не подошел к изучению проблемы пресле­дования инакомыслящих в 60— 80-е гг.
20
В 1993 г. появилась первая историографическая статья А.Ю. Котельникова о репрессиях 30-х гг. на Дальнем Востоке8. Круг анализируемых работ довольно узок, автор останавливается на работах "Колючая правда", "Дело краевого масштаба" А.С. Суту-рипа, публикациях М. Кузьминой. Автор прав, считая, что в изу­чении проблемы сделаны только первые шаги. Говоря о комплексе неизученных проблем, А.Ю. Котельников поставил на первое ме­сто проблему выявления механизма политики репрессий и роли в этом краевых и партийных органов, а затем и другие проблемы: депортации народов, масштабов политических репрессий, нравст­венного и социально-экономического урона, нанесенного этой чу­довищной политикой населению Дальнего Востока, рассмотрения репрессий как социально-исторического явления.
Пожалуй, работа А.С Сутурина пока остается единственной в том плане, что автор попытался нарисовать картину репрессий, охвативших все слои общества9. От партийных, государственных руководителей до рыбаков, плотников, железнодорожников, груз­чиков, земледельцев — такой ряд жертв сталинского беззакония восстанавливает автор. Он сумел показать на материалах Дальне­го Востока масштабы войны Сталина против своего народа.
В одной книге и одному человеку невозможно полностью рас­крыть кровавую драму, о чем говорит сам автор, поэтому это — задача коллектива исследователей.
Количество исследователей темы и велико, и мало. Объясняет­ся это просто. Для большинства исследователей проблема репрес­сий не является объектом специального изучения, она изучается вкупе с более широкой проблемой — такой, как коллективизация, становление и развитие науки, высшего образования. Очень не­многие (Е.Н. Чернолуцкая, М. Кузьмина) избирают проблему ре-| прессий, механизма политических репрессий и т.д. объектом иссле- ^ дования.
Так, Л.И. Проскурина занимается проблемой крестьянства, а, если точнее, коллективизации на Дальнем Востоке10. Исследуя проблему, она добивается всесторонности освещения. Автор рас­сматривает коллективизацию как насильственную, проходившую в условиях жесточайшего террора по отношению не только к кре­
21
стьянам крупных хозяйств, но и к тем середнякам и беднякам, ко! торые сомневались в результативности мероприятий. В ее работа! показано, что в число раскулаченных нередко попадали середняк! и даже бедняки, что репрессивные меры вызывали волнения и нщ вые репрессии со стороны государственных органов. 1
В статье Л.И. Проскуриной "Деревня двадцатых" и написан! ной в соавторстве с Е.А. Лыковой статье "Расчет Сталина оправ! дался"11 высказываются нестандартные мысли о том, что без оно! ры на реальные процессы и социальные силы действия сталинское го аппарата были бы невозможны, батраки и бедняки стали опся рой политического экстремизма, исполнителями необоснованного раскулачивания, скороспелого создания коммун, применения пр*ш нудительных мер по отношению к колеблющимся; это на них делал! ставку Сталин, и его расчет оправдался. 1
Заметим, что необходимо расширять поле анализа, вводитш новые материалы, так как пока не обнаруживаются новые авторыЛ которые бы занимались проблемой репрессий против крестьянства! на Дальнем Востоке. -М
Наиболее активные историки, краеведы занимаются изучением^ репрессий в такой социальной группе, как интеллигенция. Иссле* дования носят научный, научно-популярный характер, посвящены либо отдельным личностям, либо группе обвиненных по одному делу, либо людям разных категорий и местоположения в обществе.
Большую серию статей об интеллигенции представили Е.Н. Чернолуцкая и Е.В. Васильева. Несмотря на то, что многие из них опубликованы в периодических изданиях — газетах, на них лежит печать скрупулезного научного анализа хматериалов УКГБ по Приморскому краю.
Е.Н. Чернолуцкая опубликовала серию статей о деле врачей,; деле о "пятой колонне", "заговоре" на Дальзаводе и др.12, в кото­рых впервые были представлены и следователи с их методами до­просов, и обвиняемые, сломленные пытками, издевательствами.^ Емко по содержанию, лаконично по форме характеризовались ав­тором методы НКВД: сфабрикованные обвинения s профессио-1 нальном вредительстве, обнаружение "темных пятен" в биографии 1 — дворянское происхождение, служба в царской армии, данные о
22
знакомстве с иностранцами; в приверженности капиталу, продаж­ности японскому империализму, непримиримости и враждебности диктатуре пролетариата. Одного из этих обвинений, отмечает ав­тор, было достаточно для тюремного или лагерного заключения и для вынесения приговора о высшей мере наказания.
Серьезные исследования о репрессированной в 30-е годы науке на Дальнем Востоке провела Е.В. Васильева13. На страницах газе­ты "Дальневосточный ученый" ею была нарисована картина рас­правы с научными работниками ДВФ АН в 1937-1938 гг. Драма­тическим годам в академической науке предшествовало ее станов­ление на Дальнем Востоке: формирование институтов, кадров, ко­торое Е.В. Васильева шаг за шагом восстановила. Она выявила начало репрессий — 1933 г., отмечая, что уже с начала 30-х гг. ор­ганы НКВД начали поиски врагов, завершившиеся первым аре­стом 9 марта 1933 г. ученого-химика Б.П. Пентегова. В статьях описывается, как раскручивался маховик репрессий, как фабрико­валась контрреволюционная организация в среде ученых. В июне 1936 г. был "раскрыт"' дальневосточный правотронкистский центр, в результате чего было арестовано 20 филиальцев. В статьях пока­заны методы ведения следствия: шантаж, угрозы, применение пы­ток, жестокие приговоры. Одна часть ученых была приговорена к расстрелу, другая — к 10-15 годам лагерей, из которых до реаби­литации дожили единицы. Из репрессированных ученых исследо­ватель выделила двух — профессоров В.М. Савича и Б.П. Пенте­гова, дав биографическое исследование их жизни и деятельности. Весь очерк о драматической судьбе дальневосточной науки напи­сан на материалах УКГБ и отличается глубоким осмыслением су­деб ученых 30-х годов, попавших под колесо террора.
Не менее драматические судьбы преподавателей вузов раскры­вается в работах В.К. Донского, Э.В. Ермаковой, Е.А. Георгиев­ской14, В.Г. Макаренко.
В.К. Донской избрал своеобразную форму изложения: не-  ^ большое предисловие об истории восточного факультета, о созда­нии дела преподавателей-востоковедов, а затем 10 дел арестован­ных — мини-эссе о каждом преподавателе: арестант № 1, арестант № 2, арестант № 3 и т.д. В его статье налицо источниковедческие
23
элементы: внешняя характеристика ряда документов — постанов­ления на арест (кем вынесены, санкционированы), протоколы до­просов, очных ставок, подписи на обвинительных заключениях; налицо и частичный внутренний анализ (сравнительный анализ словесных показаний для выявления истины).
Правомерно (но стоит еще работать над этим) утверждение о серьезных противоречиях между дальневосточной востоковедче­ской и московской школами вплоть до расправы с помощью НКВД. Последнее положение-обвинение требует более тщательно­го расследования. Отметим некоторые ошибки в биографических справках.
Справка о К.А. Харнском заканчивается следующими слова­ми: "...с весны 1930 г. — научный сотрудник ДВФ АН СССР и по совместительству преподаватель востфака ДВГУ". В 1930 г. еще не было ДВФ АН СССР (он создан в 1932 г.). ДВГУ в 1930 г. был за­крыт, в 1931 г. вновь открыт, К.А. Харнский работал не совмести­телем . а преподавателем, зав-кафедррйг
Продолжая тему репрессий, впервые поднял материал о ре­прессиях в Корейском педагогическом вузе во Владивостоке В.Г. Макаренко15. Автор показал, как создавался институт, его место и роль в подготовке кадров для корейских школ. В статье раскрыва­ется механизм создания атмосферы поиска "врагов народа", уси­ления бдительности, раскручивания маховика репрессий, проведе­ния чистки в Корейском пединституте, а затем и перевода его в си­лу "нецелесообразности" сохранения во Владивостоке в 1937 г.: этот вуз фактически был депортирован вместе с корейскими граж­данами с Дальнего Востока, перестал быть корейским, и автор объясняет причины этого.
Большую работу проделали краеведы Комсомольска-на-Амуре, воссоздавая историю репрессий в городе и районе, поста­вив памятный знак, опубликовав книгу "Черный камень на крас­ной земле"16. В ней повествование ведется с помощью документов, воспоминаний, рассказов очевидцев о страшных годах репрессий. Здесь собраны судьбы простых людей — кладовщиков, машини­стов, грузчиков, рабочих — и руководителей цехов, заводов, учи­телей, театральных деятелей, партийных работников.
24
Составитель сборника М. Кузьмина приложила карту дисло-ации лагерных подразделений на территории Комсомольска-на-ulype в 1930—1950-е гг., показала систему Дальлага в 30—40-е гг. 1ожалуй, эту книгу в значительной степени можно отнести к ис--очникам с элементами исследования.
Источииковую направленность несет в себе публикация саха-инеких историков М.С. Высокова, Г.И. Дударец, Г.А. Шалкус Совершенно секретно"17. В ней дана подборка документов второй юловины 20-х — первой половины 30-х гг., которые раскрывают механизм взаимодействия партийных и карательных органов в де-[е абсолютного контроля за всеми сторонами жизни населения со­ветского Сахалина. 23 опубликованных документа дают представ­ите о деятельности важнейших властных структур советского >бщества. Первой работой, источником — книгой-памяти о рас­стрелянных на Северном Сахалине, явилась изданная в 1990 г. сиига A.M. Пашкова "Боль и память"18. В ней приоткрывается, сак говорит сам автор, одна их малоизвестных драматических страниц истории Сахалинской области.
Проблема репрессий никогда не может быть рассмотрена без шчностей. Поэтому каждая работа содержит в себе в большей или юньшей степени биографический элемент, о чем мы уже говорили шюе. Но есть ряд работ, посвященных отдельным конкретным иодям.
В работах СМ. Бояковой, С.П. Москвитиной, Б.А. Дьяченко, З.И. Ремезовской, А.Г. Козлова, Е.Н. Чернолуцкой, А.А. Хиса-иутдииова и др., посвященных людям, репрессированным в 30-е гг., раскрываются личные судьбы каждого из них и их окружения19.
В последние годы началась разработка совершенно новой те-лы — "Пенитенциарная система СССР как неотъемлемая и еажная теть советского тоталитаризма"20. Итак, анализ литературы по­казывает, что процесс становления проблемы завершился. От по-1улярных работ исследователи перешли к серьезному анализу ре-фессий на Дальнем Востоке.
Однако осмысление пока не идет в тесном взаимодействии с процессами, происходившими в стране, зачастую ответ дается на юпрос, "как было", а не на вопрос, "почему так было".
25
Назрела насущная необходимость объединения усилий всех ис­следователей для создания полной монографии о преступлениях сталинского руководства в 30-50-е гг. на Дальнем Востоке.
1 О выселении корейцев из Дальневосточного края // Отечественная ис­тория. 1993. №6.
2- Бугай Н. Ф. К вопросу о депортации народов СССР в 30-х- 40-х гг. II История СССР. 1989. №6. 1
3 Там же. С. 136.
4- Кузин А.Т. Дальневосточные корейцы: жизнь и трагедия судьбы. Южно-Сахалинск, 1993.
5 Бок Зи Коу. Сахалинские корейцы: проблемы и перспективы. Южно-Сахалинск, 1989; Корейцы на Сахалине. Южно-Сахалинск, 1993. i
6 Дубинина Н.И. О судьбах корейского населения ДВК// Исторический! опыт открытия, заселения и освоения Приамурья и Приморья в XVII — XX вв. (к! 350-летию начала похода В.Д.Пояркова на Амур): Тезисы докладов и со-| общений. Вып. II. Владивосток. 1993; Чернолуцкая Е.Н. Депортация ки­тайцев из Приморья (1^38) // Там же.
7 Федорчук СП. Репатриация поляков с Южного Сахалина // Краевед­ческий бюллетень. Южно-Сахалинск. 1994. № 2; Чернолуцкая Е.Н. Това­рищество "Дом польский" во Владивостоке (1917-1928 гг.) // Славяне на Дальнем Востоке: проблемы истории и культуры. Доклады и сообщения научной конференции. Южно-Сахалинск, 1994.
8 А.Ю. Котельников. Проблемы отечественной историографии поли­тических репрессий на Дальнем Востоке в 30-е годы // Исторический опыт открытия, заселения и освоения Приамурья и Приморья в XVII — XX вв. (к 350-летию начала похода В.Д.Пояркова на Амур): Тезисы докладов и со­общений. Владивосток, 1993. Ч. II.
9Сутурин А.С. Дело краевого масштаба. Хабаровск, 1991. 10- Проскурина Л.И. Коллективизация на Дальнем Востоке // Историче­ский опыт открытия, заселения и освоения Приамурья и Приморья в XVII — XX вв. (к 350-летию начала похода В.Д.Пояркова на Амур): Тезисы докладов и сообщений. Вып. II. Владивосток, 1993. Ч. И; Она же. Деревня двадцатых // Россия и АТР. 1995. № 3; Она же. Репрессии против дальневосточного кре­стьянства в период завершения массовой коллективизации крестьянских хо­зяйств (1932-1934 гг.) // Тезисы докладов и сообщений региональной науч­ной конференции истории, археологии и краеведения. Уссурийск, 1994 и др.
п Проскурина Л.И., Лыкова Е.А. Расчет Сталина оправдался // Россия и АТР. 1996. №4.
26
12 Чернолуцкая Е.Н. "Заговор" на Дальзаводе // Утро России. 1993. 4 ноября; Она же. Дело врачей // Комсомольская правда. 1994. 29 апреля; Она же Сталинский террор в Приморье // Утро России. 1992. 31 июля; Она же. Пулеметные стволы ржавели от слез // Комсомольская правда. 1992. 26 дек.
и АР-
|з. Васильева Е.В. Драматическая судьба дальневосточной науки // Дальневосточный ученый. 1992. 20 мая, 3 июня, 17 июня, 1 июля, 15 июля.
и Донской В.К. Разгром Восточного факультета ДВГУ // Вестник ДВО РАН. 1996. № 1; Ермакова Э.В. Дело преподавателей-востоковедов // Ар-сеньевские чтения. Тезисы докладов. Уссурийск, 1994; Ермакова Э.В., Геор­гиевская Е.А. Университет: страницы прошлого // Вестник ДВО РАН. 1994. № 5-6; Ермакова Э.В., Георгиевская Е.А. Восточный факультет в 20-е- 30-е годы // Известия Восточного института ДВГУ. 1994. № 1.
'5 Макаренко В.Г. Репрессированный вуз // Россия и АТР. 1995. № 4.
»6 Черный камень на красной земле. Комсомольск-на-Амуре, 1992.
17 "Совершенно секретно". Из истории северного Сахалина во второй половине 20-х — первой половине 30-х годов XX столетия // Краеведческий бюллетень. 1994. № 4.
18 Пашков A.M. Боль и память. Южно-Сахалинск, 1990.
19 Боякова СМ. Виновным себя не признал // Краеведческий бюлле­тень. 1994. № 2; Москвитииа СП. Судьбы Янковских // Янковские чтения. (Материалы конференций 1992, 1994, 1996). Владивосток, 1996; Дьяченко Б.А. Павел Янковский. Судьба одной ветви знаменитого рода // Там же; Ремезовский В.И. Профессор ДВПИ геолог А.И.Козлов // В.К.Арсеньев и его наследие. Владивосток, 1997; Козлов А.Г. Люди и судьбы в истории Морфлота (1937-1938 гг.) // Российский флот на Тихом океане: История и современность. Вып. второй. Владивосток, 1996; Ткачева Г.А. Осужден ка­ждый третий // Россия и АТР. 1995. № 1.
20 Чернолуцкая Е.Н. Дальлаг в пенитенциарной системе Даль­невосточного региона СССР в 30-е годы // Социально-экономические и по­литические процессы в странах АТР. Материалы и тезисы докладов. Влади­восток, 1997. Книга вторая; А.П.Деревянко, О.П.Еланцева. Методы НКВД по повышению трудовой отдачи заключенных // Там же; Чернолуцкая Е.Н. Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в сталинский пе­риод // Вестник ДВО РАН. 1995. № 6.
27

No comments:

Post a Comment