4 Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы

Архивные материалы, выявленные в УФСБ по Приморскому краю, свидетельствуют, что в 30-е годы в с.Жариково Гродеков-ского района были арестованы органами НКВД многие добросо­вестные, трудолюбивые хлеборобы, многодетные крестьяне — Лутченко Иван Парамонович, Лутченко Андрей Парамонович, Скороход Петр Фомич, Акуленко Степан, Макаренко Гавриил Михайлович, Макаренко Григорий Алексеевич, Макаренко Антон Алексеевич, Шакалов Антон Спиридонович, Герман Константин Порфирьевич, Глинский Яков Тимофеевич (19 лет был в заключе­нии в Магаданской области, в начале 60-х добился реабилитации), Чеботарь Кузьма Иванович, Домра Борис Захарович, Однорог Антон, Король Захарий, Ротозей Михаил Аристархович, Губабен-ко Автоном, Животовский Тарас, Животовский Михаил Тарасо­вич, Животовский Петр, Ткач Григорий, Столбун Михаил Яков­левич, Столбуи Марк, братья Перегони, Григорий и Николай, Пе­регони Владимир Харлампиевич, Примак Евдокия, Храпатый Владимир Иванович, Пелех Константин, Зинченко Владимир, Зинченко Антон Владимирович, Куприенко Дмитрий Васильевич, Глатков Николай Иванович, Скороход Григорий, Дробянко Па­вел, Глушаков Алексей Архипович, Миланич Михаил Васильевич. Другие жители села из первых переселенцев начала 80-х годов XIX века были подвергнуты административному выселению как соци­ально чуждый, социально опасный элемент, проживающий в по­граничной полосе.

Значительная часть арестованных жителей села была расстре­ляна как враждебно настроенные против советской власти, другие приговорены к длительным срокам заключения в исправительно-трудовых лагерях, где погибли от непосильного труда, голода и холода. Ныне все они реабилитированы за отсутствием состава преступления.

В результате массовых политических репрессий обезлюдели села, снизились производственные показатели, у людей исчезли стимулы к добросовестному, качественному труду на земле. Сти­хийное сопротивление крестьян и их самих в 30-е годы добили экономически (твердыми заданиями по сельхоззаготовкам), поли­тически и административно (высылки, аресты, расстрелы). Однако

91

в партийной терминологии это было обозначено па "становление морально-политического единства советского общества", которым теперь, после установления атмосферы страха в стране, легко стало управлять.

Анализ следственных дел репрессированных свидетельствует о массовых нарушениях уголовно-процессуального законодательст­ва в 30-е годы при рассмотрении преступлений арестованных: об­винительные заключения основывались, как правило, на вынуж­денных, неконкретных показаниях запуганных "свидетелей"; веще­ственные доказательства в большинстве случаев отсутствовали; многие арестованные виновными себя категорически не признава­ли (это не принималось в НКВД во внимание — "не хотят разору­жаться!"); протоколы допросов ряда обвиняемых нередко были написаны одними и теми же фразами, а различные документы дел — одним и тем же почерком, т.е. с пе тггикни л ягщп к тм к-л была по­ставлена на "поток"; в ряде cMV4neBfi|eceiift^RHiiyiini-)ecrnBMiiiihi\-придумывалн сами следователи; многие были арестованы без санкции прокурора; постановления о привлечении их в качестве обвиняемых не выносились; вменяемые им в вину преступления юридически не квалифицировались; очных ставок арестованных и "свидетелей" обвинения не производилось; обвиняемые с материа­лами своих дел не знакомились; те или иные признания своей вины многими арестованными были даны под принуждением или с при­менением физических методов воздействия и т.п. Однако все эти нарушения не являлись препятствием для внесудебных органов — печально известных "TpoeK'L-^araa вйнесения массовых смертных приговоров и заключения и 1|£прчши«льно-трудовые лагеря со­вершенно невинных людей по многоаспектной 58-й статье.

Таким образом, на наш взгляд, репрессивная политика 30-х годов была спланирована ВКП(б) и проведена в кратчайшие сроки жесточайшим образом органами НКВД в_ целях подаадащя потец-циальных врагов советскою и колхозного строя, создания контин­гента дешевой рабочей силы (лагеря), организации атмосферы страха в обществе для эффективного обеспечения управленческих решений властных структур, укрепления и господстаа^единой ком-

92

i

| Герцен А.И. Журналисты и террористы. Соч. М., J959. Т. XVI. С. 222.

2 Ленин В.И. ПСС.Т. П. С. 123.

3 Троцкий Л.Д. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927. Вер­монт, 1988. Т. 4. С. 220.

4 Туточкина Ю.Т. Апелляция Троцкого в высшую инстанцию (Заявление VI Конгрессу Коминтерна // Отечественные архивы. 1993. № J. С. 73-75.

5 Там же. С. 87.

ь Павлова И.В. Загадки внутрипартийной борьбы (1923-1929) // Совет­ская история. Проблемы и уроки. - Новосибирск, 1992. С. 94.

7 Игрицкий Ю.И. Снова о тоталитаризме // Отечественная история. 1993. Mb 1. С. 13.

к Сокольский О. Два лика правосудия //Диалог. 1993. № 1. С. 61-63, 9 // Родина. 1994. № 2. С. 35. 1(>// Родина. 1992. № 11-12. С. 55-57. Загадка русского сфинкса // Родина. 1992. № 11-12. С. 61.

12 Сысоев Н.Г. Практик марксизма // Военно-исторический журнал. 1993. №2. С. 85.

13 Игрицкий Ю.И. Указ. соч. С. 14.

14 Цит. по: Бухарин Н.И. Избранные произведения. М., 1987. С. 378.

5 Личный архив Сталина // Родина. 1993. № 2. С 52.

6 Неизвестная Россия. XX век. - М., 1992. С. 113. 7//Родина. 1994. №2. С 41.

н О масштабах репрессий в Красной Армии // Военно-исторический журнал. 1993. № 3. С. 74. 9 Там же. С. 75.

20 Там же. С. 76.

21 Там же. С. 76.

93

^мистической цдеологии^а в целом —дця.укреадения экономиче­ского могущества СССР в предвоенный.период.

Следственная практика органов НКВД в 30-е годы являлась ■эффективным инструментом для решения отмеченной выше гло­бальной задачи, а прямые ее исполнители — следователи "органов" — "винтиками" тоталитарного государства.

В. В. Сонин, д.ю.н., профессор Владивосток

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ ПРОФЕССОРА И. В. УСТРЯЛОВА, РЕПРЕССИРОВАННОГО В СССР ( 1937 г.)

60 лет тому назад в СССР был арестован и репрессирован профессор Николай Васильевич Устрялов (1890—1937) — фило­соф, политолог, юрист, публицист, в лице которого еще В.И. Ле­нин в первые годы советской власти разглядел опасного врага на­рода1. Но он не сразу стал жертвой "красного" террора, и на то были свои причины. С 1920 по 1935 годы Н.В. Устрялов находился в эмиграции. В течение данного времени он постоянно проживал на территории полосы отчуждения КВЖД (Северо-Восточный Ки­тай, г. Харбин). В 1925 г. Н.В. Устрялов принял гражданство СССР и являлся советским служащим КВЖД. Профессор Н.В. Устрялов был нужен рабоче-крестьянской власти РСФСР как крупный "спец" и лидер сменовеховского движения среди россий­ской эмиграции, деятельность его находилась под постоянным со­ветским контролем. Им лично интересовался И.В. Сталин2. В от­четном докладе XIV съезду РКП(б) И.В. Сталин особо отметил "хорошую" службу Н.В. Устрялова на трпм^ппртоЗ ijf.pt»t ^гут _ДР^ fQ1i г) ""^пр рт^года КВЖД в собственность [У^чша^У-™ _ советские железнодорожники вернулись на годину. Многие из них продолжали заниматься "железнодорожным делом", но уже в сис­теме ГУЛА Га4. Профессору Н В Устрялову предоставили воз-^ ^шжнод^читать лекции по экономической географии в Москов-скомиституте инженеров транспорта. Однако в 1937 г. он был аре-стов^иГТжВДГ Ему инкриминировалась антисоветская деятель.-ность: в годы гражданской войны Н.В. Устрялов являлся предеедн-* гелем Восточного отдела партии кадетов, руководителем бюро пе­чати в правительстве адмирала А.В. Колчака5.

Будучи политологом и учёШМ-ЛНИЛишком, Н.В. Устрялов безусловно понимал, что даже по истечении времени власть СССР

94

не предала забвению его политическую деятельность в годы граж­данской войны в Сибири и на Дальнем Востоке России, а также его противоречивую сменовеховскую идейно-политическую позицию в эмиграции, которую так поддерживали и которой одновременно так опасались В.И. Ленин и И.В. Сталин.

Большевистские лидеры многое знали о жизненном пути Н.В. Устрялова, о его политической и научно-публицистической дея­тельности.

Еще до революции он закончил юридический факультет Мос­ковского университета, слушал лекции в Сорбонне и Магдебурге. Успешно защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссерта­ции по философии права. В 1916—1918 гг. он приват-доцент Мос­ковского и Пермского университетов, в 1920 году профессор Н.В. Устрялов — декан Харбинского эмигрантского экономико-правового факультета, в 1921 г. — читал курс лекций по теории и философии права в Государственном Дальневосточном универси­тете, в 1922—1935 гг. — профессор Харбинского экономико-правового факультета и заведующий учебным отделом КВЖД. Н.В. Устрялов являлся автором более 100 монографических и на­учно-публицистических произведений, большинство из которых с пометками имелись в личных библиотеках В.И. Ленина и И.В. Сталина,

В центре внимания Н.В. Устрялова как ученого — ФилосоФ-ско-тёоретические проблемы Российской революции, государства и права. Государственник и националист, этот кадетский профес­сор разделял взгляды неогегельянцев с преклонением перед мисти­ческим "национально-государственным духом". В своей книге " В борьбе за Россию" (1920 г.) он пытался в рамках политической фи­лософии сформулировать русскую национальную идею, в основе которой лежала формула: национал-патриотизм, эволюционизм, великая государственность и русская культура. Данная русская идея, ставшая теоретическим фундаментом сменовеховства, требо­вала пересмотра взглядов российской либеральной интеллигенции на природу революции. Суть революции, по Устрялову, в отрица­нии западной модели развития для России, заложенной еще Пет­ром I6. В статье "Политическая доктрина славянофильства"7 он

95

проводил мысль о том, что возможным следствием революции явится создание единого и мощного славянского государства. Поддерживая славянофильскую идею о самобытности историче­ского развития России, Н.В. Устрялов указывал, что ни в одной стране мира не было столь внушительных революций, следующих подряд за короткое время. Не вскрывая причин февральской рево­люции, он лишь отмечал, что всякая революция есть "продукт ис­тории"8. Но давая оценку ее исторического значения, Н.В. Устря­лов подчеркивал: "Февраль был увертюрой октября"9.

Из "интернационалистской революции (октябрьская револю­ция, по терминологии Н.В. Устрялова. — Авт.) Россия выйдет на­ционально выросшей, страной крепчайшего национального само­сознания"10. Н.В. Устрялов был убежден, что большевики, оказав­шись у власти, превратятся в националистов, ставящих превыше всего интересы России, которой суждено быть "вечным п великим" государством.

Ученый утверждал, что дело не в немедленной гибели боль­шевизма, а "...в очередной фазе его исторического развития...11. Эра революции в России прошла"12 и наступило время эволюции советского государства через нэп в цивилизованное государство "законности и порядка"13. Он разработал и опубликовал програм­му экономического переустройства России на основах возрожде­ния частной собственности, фермерства и предпринимательства. В СССР вслед за экономическими уступками буржуазии неизбежно следуют уступки в сфере политической. На смену СССР придет Российская парламентская республика. С учетом этого Н.В. Уст­рялов призывал эмигрантов воздержаться от вооруженной борьбы с СССР и всячески содействовать перерождению большевизма и советской власти путем оказания помощи в восстановлении эко­номики, укрепления государственности, способствовать росту ее международного авторитета. Ученый приветствовал заключение договора между Россией и Китаем (1924 г.). "Долг русских в Мань­чжурии, — писал он, — помогать советской дипломатии закрепить связь России с Китаем"14.

96

В статье "Пекинское соглашение" Н.В. Устрялов обращал внимание на то, что российская революция "превратилась из факта в право"15.

Взгляды Н.В. Устрялова на право изложены в его статье "О праве силы и силе права"16. В основе философско-правовой кон­цепции Н.В. Устрялова идеалистическое положение о том, что ми­ровая история развивается через серию катастроф, которая порож­дается силой. Именно сила объявляется движущим механизмом ис­тории. Но сила несовместима с понятием права, ибо она попирает всякое право. "Катастрофы, — указывал Н.В. Устрялов, — порож­даются торжеством силы над правом"17. История права, по его мнению, есть путь от одной катастрофы к другой. Ученый считал, что право эффективно действует лишь в период между катастро­фами.

Н.В. Устрялов утверждал, что право новой России стало за­рождаться лишь с проведением нэпа и ничем существенно не отли­чается от права других стран мира.

Таким образом, Н.В. Устрялов еще в 20-30-е годы спрогнози­ровал крушение СССР в процессе проведения нэпа и образование новой России. Этого простить ему советские руководители, естест­венно, не могли. Кроме того, с одной стороны, Н.В. Устрялов при­зывал "российскую общественность" поддерживать СССР, а с дру­гой — мечтал о его гибели в результате "внутреннего органическо­го перерождения советской власти". Узнав об отъезде Н.В. Устря­лова в 1935 г. из Маньчжурии в СССР, эмигрантский писатель А.В. Арнольдов назвал его пророчески "трагической личностью" и "роковым человеком".

Следствие по делу Н.В. Устрялова (1937 г.) велось по статье 58 УК РСФСР (п. 4 — пособничество контрреволюционной буржуа­зии, п. 11 — участие в контрреволюционных организациях). При­знан "тройкой" виновным и расстрелян.

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С.93-94. I Сталин И. В. Соч. Т. 7. С. 342. 3 Там же.

9?

4 Печерица В. Ф. Восточная ветвь русской эмиграции. Владивосток, 1994. С. 88.

5 Арнольдов А. В. Жизнь и революция. Шанхай, 1935. С. 265.

6 Баггер X. Реформа Петра Великого. М., 1985. С.8-9.

7 Известия юридического факультета. Т. I. Харбин, 1925. С. 46

8 Устрялов Н. В. Россия. // Вестник Маньчжурии. 1926. № 1. С. 84.

9 // Вестник Маньчжурии. 1925. № 3-4. С. 109.

10 Устрялов Н. В. Россия. // Вестник Маньчжурии. 1926. № 1. С. 93

11 // Вестник Маньчжурии. 1925. № 3-4. С. 111. 12// Новости жизни. 1923. № 127. 10 июня.

13 Устрялов 11. В. В борьбе за Россию. Харбин, 1920. С. 62-63. 14// Вестник Маньчжурии. 1925. № 1-2. С. 13. 15 // Новости жизни. 1924. № 123. 5 июня. 16//Вперед. 1921. №357. 21 мая. 17 Там же.

А. А. Белоусов, 4 Институт менеджмента и бизнеса ДВГУ

ЗАБЫТЫЙ, НО НЕ БЕЗВЕСТНЫЙ

(О жизни, научной деятельности и репрессии геолога,

профессора ГДУ М.А. Павлова)

Давно уже нет с нами людей, которые полностью посвятили свою жизнь прекрасному будущему, работали во имя большой науки и которые по праву заслужили уважение, внимание и благо­дарную память за свой упорный и кропотливый труд. Они были истинными патриотами своего Отечества, но по стечению обстоя­тельств их имена остались неизвестными, многие из них — уни­женными, растоптанными, а время безжалостно удаляет их от нас, и они оказались забытыми. Поэтому их дела, их труд, их жизнь следует вынести на суд общественности, истории.

В богатой и героической истории исследования Арктики и Дальнего Востока России также есть немало нераскрытых вол­нующих страниц и забытых имен. К числу таковых относится и имя геолога, профессора Государственного Дальневосточного^

98

университета (ГДУ) Михаила Алексеевича Павлова, участника Первой русской экспедиции к Северному полюсу под руково­дством Г.Я. Седова^дсследователя Приморского края.

М.А. Павлов родился в 1884 году в г. Бахмут (с 1924 г. город Артемовск) Екатеринославской губернии, где в это время на угольных шахтах в качестве горного инженера работал его отец Алексей Михайлович Павлов. Имеющаяся в семье большая кол­лекция минералов привила Михаилу с детства любовь к камню, а когда настало время учиться и выбирать профессию, то он, после окончания в 1905 году Царскосельской гимназии, не задумываясь, поступил в Петербургский университет на естественный факультет по геологическому отделению. Будучи студентом, в экспедиции в 1911 году, М.А. Павлов нашел в Лапландии минералогическое со­кровище — апатит. Но открытие им апатитов в период царизма не нашло ни поддержки по исследованию мощности, ни практическо­го их применения, хотя после доклада Павлова па заседании отде­ления геологии и минералогии Петербургского общества естество­испытателей в мае 1912 года было сделано несколько попыток до­биться посылки специальной экспедиции. И только "открытие" в 1923-1926 годах этих же богатств экспедицией под руководством А.Е. Ферсмана послужило стимулом к дальнейшим разработкам, а с 1929 года началась разработка и промышленное применение их в сельском хозяйстве.

Жажда знаний, открытий, страсть к путешествиям привела двух друзей, Павлова и Ю.В. Визе (познакомились они в Царско­сельской гимназии), в 1912 году к исследователю Арктики Г.Я. Се­дову. Послушав рассказы молодых ученых о своих путешествиях, тот зачислил их в экспедицию к Северному полюсу.

Несмотря на трагический исход нашей Первой русской экспе­диции, материалы, доставленные ею после двухлетнего плавания, представляли огромную ценность и послужили основой для буду­щего изучения Арктики в советское время, когда на смену моря­кам-энтузиастам пришли ученые, инженеры, летчики, техники. М.А. Павлов собрал богатый материал по исследованию островов Новой Земли и архипелага Земли Франца Иосифа в геологическом отношении, который и послужил основой для его научной работы

99

"Дислокация в ледниках Земли Франца Иосифа". В этой работе он впервые описывает ледники этой Земли, крайне оригинальный тип внутренней гряды, состоящей из ряда вертикально поставленных пластов мощностью до одного метра, персмеживающихся со льдом на протяжении 45 метров при высоте над уровнем моря 18 метров. Им также собрана и доставлена в геологический кабинет Петер­бургского университета большая коллекция горных пород с Новой Земли и архипелага Земли Франца Иосифа.

Для путешественников нет более высокой оценки их заслуг, чем название их именами открытых земель, морей, бухт, островов, ледников и т.д. На Новой Земле в честь геолога М.А. Павлова на­званы ледник, мыс на берегу Баренцева моря и др., на архипелаге Земли Франца Иосифа его имя носят бухта, гора.

В период с 1915 по 1916 годы М.А. Павлов работал в Петер­бургском университете заведующим геологического кабинета, за­тем ассистентом по. кафедре минералогии, а с 7 июля 1916 года — старшим ассистентом. Здесь, в обществе естествоиспытателей, он сделал ряд научных докладов по результатам исследований Новой Земли и Земли Франца Иосифа во время седовской экспедиции.

Летом 1915 года от Отдела земельных улучшений его, Павло­ва, командировали в Туркестан для геологического исследования края. Вместе с профессором И.А. Преображенским Павлов участ­вовал в исследовании образования Сорезского озера на реке Мур-габ. В результате исследований геологи установили, что в феврале 1911 года произошло землетрясение возле кишлака Усоя, стоящего на правом берегу реки. Следа от кишлака не осталось — погибли все его жители. В результате обвала от землетрясения началось за­топление и соседнего кишлака Сорез, стоящего в долине, в резуль­тате чего и получилось большое озеро, названное Сорезским, — по имени затопленного кишлака.

В конце 1916 года М. А. Павлова направили в Пермское отде­ление Петербургского университета в должности старшего асси­стента, где он работал на кафедре минералогии и преподавал ми­нералогию, петрографию. Кроме преподавательской деятельности в Перми ученый работал в качестве лектора по геологии на заводе Мотовилихи, а с 1918 года состоял заведующим и профессором

100

примского Народного Университета, где также читал лекции по Теологи^ и минера тг""""

ц январе 1919 года Михаил Алексеевич переехал в г.Екатеринбург и вступил в должность доцента Уральского горно­го института, откуда в этом же году вместе с личным составом ин­ститута и геологическим оборудованием, в период интервенции, по указанию Правительства Колчака эвакуировался во Владиво­сток. В декабре того же года он стал работать в политехническом институте, где практически на "голом" месте вместе с геологами Н. Криштофовичем, П.П. Гудковым И другими создал геологоразве­дочную специальность. Тогда же на геологический факультет ин­ститута поступили и первые коллекции минералов и горных пород из его личных собраний. М.А. Павлов положил начало и геологи­ческой библиотеке института.

1 февраля 1923 года его утвердили профессором по кафедре минерал оТи и ГДУТ Профессор Павлов читал в 1ДУ лекции по ми­нералогии, петрографии, а также занимался оборудованием мине­ралогического кабинета, заведующим которого он стал.

Студенты любили слушать лекции профессора Павлова, кото­рые он очень хорошо и доходчиво читал. Аудитория всегда была полна. Лекции поражали студентов обилием интересных фактов, сравнений, сопоставлений и рассказами об истории того или иного факта, они чувствовали эрудицию преподавателя, его жизненный опыт и, естественно, тянулись к нему. В общении с людьми Павлов был очень прост и демократичен. Он никогда не отказывал в кон­сультации, всегда находил время для разговора, всегда был готов прийти на помощь нуждающимся в ней. И это при большой загру­женности разнообразной работой! Из-за отсутствия на Дальнем Востоке учителей М.А. Павлов преподавал одновременно химию и географию в Шкотовской учительской семинарии, а в Седанкин-£кой гимназии — химию и геологию.

Кроме преподавательской деятельности профессор М.А. Пав­лов занимался и разведкой полезных ископаемых на Дальнем Вос­токе. С 1920 года он постоянно сотрудничал с Геологическим ко­митетом Дальнего Востока, от которого ежегодно командировался начальником экспедиции по исследованию полезных ископаемых

101

Приморского края. В 1921 году ученый обработал материал, соб­ранный на Кольском полуострове, участвовал в экспедиции рай­она сел Шкотово и Новороссия с целью сбора петрографического материала Приморского края. Начиная с 1923 года он заияппвяд коллекциями Геологического комитета и избирался ученым секре­тарем р.гп HavUHflfn Совета. В течение шести лет ученый исследо-вал Сучанский угольный бассейн. Им определена мощность этого бассейна, которая подтвердилась и другими геологами в более поздние сроки. В одном из своих отчетов профессор писал: "Сучанское месторождение хотя и не обладает такими колоссаль­ными ресурсами, как Донецкий или Кузнецкий каменноугольные бассейны, однако он является выдающимся по значению месторо­ждением в Дальневосточном крае".

Обнаруженное в районе Ольги крупное месторождение желез­ной руды^поставило вопрос о топливе для постройки комбината. М.А. Павлов предложил построить Сучано-Ольгииский комбинат на местном сырье. В одной из записок по этому поводу оп пишет: "Хорошо зная местность этих районов, предлагаю построить же­лезную дорогу по маршруту Шкотово — Сучан. В бухте Ольга и в одной из бухт залива Америка построить порты для обеспечения деятельности этого комбината". Предложение Павлова было об­суждено на Научном Совете Геолкома и одобрено. Были вырабо­таны конкретные мероприятия, и уже в 1930 году приступили к строительству Сучано-Ольгинского комбината.

Начиная с 1925 года, после отъезда геологов Сталыюва, Ар­сентьева и Хомснко, которые покинули Приморье вследствие ма­териальной неустроенности, а также из-за неблагоприятных усло­вий для научной работы, работать в Геологическом комитете ста­ло трудна. Каждый член Геолкома выполнял работу за отсутст­вующих, чтобы не срывать программу исследований. С отъездом в Ленинград профессора Криштафовича нагрузка М.А. Павлова увеличилась и в ГДУ. Но, несмотря на такую загруженность, про­фессор продолжал заниматься исследованиями Приморского края и открыл в районе реки Сучан месторождение ртути. Он писал на­учные работы, отчеты, давал консультации студентам, рекоменда­ции по постройке шахт и т.д. Ему приходилось работать в таких

102

условиях, при которых и существовать трудно, а не только вести научную работу. Но тем не менее все задания Геолкома он доводил по конца. За десять лет работы в Геологическом комитете профес­сором Павловым совершено десять экспедиций в различные рай­оны Дальнего Востока, и по каждой экспедиции написан отчет, о каждой доложено в Научном Совете.

В 1923 году он был руководителем экскурсий в Приморской губсовпартшколе, читал лекции в клубе красноармейцев на о.Русский, в клубе 3-го краевого госпиталя, во 2-м Верхнеседан-ском полку на Второй Речке и в других общественных организаци­ях. Все мероприятия им проводились на высоком профессиональ­ном уровне, чем привлекали публику.

Последней экспедицией в жизни профессора Павлова стала

■^рргтииии ня Чукотку

Открытие богатых золотых россыпей на северо-западе Амери­ки шло постепенно с юго-востока к северо-западу и закончилось на Сыоордском полуострове Номской золотопромышленности. (За 1897—1911 годы здесь было добыто золота уже на 60,5 млн долла­ров). В этой связи американцы обратили взоры и к другой стороне Берингова моря, о чем они наивно писали в своих газетах, журна­лах: мол, золото на Аляске в Номе — результат его наноса морем с русской стороны. Для разрешения этой загадки русские начали по­сылать в Анадырско-Чукотский край свои экспедиции. Но ввиду того, что многие разведчики не оправдали возложенных на них обязанностей и не справились со своей задачей из-за встреченных там тяжелых условий для жилья, неумения работать в районах вечной мерзлоты^ в июне 1930 года Геологический комитет Даль­него Востока обратился с просьбой к М.А. Павлову возглавить экспедицию. Ученый дал согласие, и с конца 1930 г. до осени 1931 г. проводил исследование этого края. Хорошие знания геологии и технических приемов Номского района Аляски позволили ему ус­пешно выполнить возложенные на него поручения. Признаки зо­лота встречались во многих реках. Основываясь на сходстве геоло­гического строения разных участков края, профессор сделал вер­ное предположение о существовании обширной золотоносной об­ласти. Павлов подтвердил исследования геологов К.И. Богданови­

103

i

ча, И.А. Корзухина, Г.А. Борисова и П.И. Полевого в том, что действительно существует связь золотоносности Анадырско-Чукотского края с металлургическими и кремневыми сланцами.

В 1931 году М.А. Павлов стал жертвой доносов в период ежовщины. Возвращаясь после успешныхгёол^ог7!чёгло!хТйТл^дг?-ваний с Чукотки на пароходе, который зашел в Петропавловск-Камчатский для бункеровки угля, он был арестован и доставлен во Владивосток. В 1932 гощ уже вг-Хаб^ровске профессор был осуж­ден по ст.58 - 6, 58 - 7, 58 - 11 УК РСФСР и приговорен к расстрелТ. замененному заключением в концлагерь сроком на 10 лет.

Автору данной статьи только в феврале 1997 года, после 26-летнего поиска и сбора материала о жизни и деятельности М.А. Павлова, в Омском архиве УВД удалось найти данные гнусной компроментации честного человека, истинного патриота своего Отечества. Воспользовавшись отсутствием Павлова, зная, что ре­зультаты экспедиции будут только положительными, кто-то решил скомпромситпровагь профессора, объявив его врагом народа, от­влечь от результатов экспедиции, что и было успешно сделано. В архиве находится целых два тома тщательно продуманной и оформленной компроментации не только на М.А. Павлова, по и на других честных людей, проходивших по делу, в частности па горного инженера Н.Н. Корон.

По просьбе автора этой статьи КГБ СССР еще в 1971-1973 го­ды провел огромную работу по реабилитации М.А. Павлова. Том содержит 288 страниц тщательной проверки исключительно доб­росовестными работниками КГБ Пащенко и Медведевым, кото-: рые перепроверяли все факты, доносы, словом, каждую бумажку двух томов уголовного дела на профессора М.А. Павлова и горно­го  инженера  Н.Н.  Корон.  Автору удалось  реабилитировать М.А.Павлова еще в 1973 году за отсутствием в его действиях со­става преступления. К сожалению, рамки данной статьи не позво­ляют описать, с какой тщательностью готовились документы по компроментации честных людей, с какой жестокостью выбивались признания того, чего не знали и не делали М.А. Павлов и Н.Н. Ко­рон, которые подписались под допросами, подтверждающими, что они изменники родины. Об этом читатель узнает из книжки

104

"Забытый, но не безвестный", которую автор надеется переиздать в 1998-1999 годах.

Как Павлов, так и Корон обвинялись в шпионаже, вредитель­стве и организованной деятельности, подготовке или совершении контрреволюционных преступлений с 1926 по 1930 гг., а именно:

— в передаче шпионских сведений представителям японского капитала;

— проведении ряда вредительских актов с целью выведения Черновских копей из строя;

— создании условий для передачи Японии угольной промыш­ленности Дальнего Востока на случай интервенции.

Отбывая наказание в Дальлаге НКВД, он использовался в раз­ных должностях — от рабочего по заготовке дров до главного гео­лога. В начале 1938 года он и другие (всего 40 человек) без вынесе-^шяоб этом соответствующих процессуальных документов были привлечены к уголовной ответственности за контрреволюционную деятельность и 26 марта 1938 года приговорены тройкой УНКВД по ДВК к расстрелу (постановление тройки в отношении всех осу­жденных было исполнено 04.06.38 г. в г. Хабаровске).

Вот их имена: Сенкевич Арсентий Васильевич,!898 г. рожде­ния; Пилим Иосиф Николаевич, 1880 г. рождения; Козловский Ро­ман Иосифович, 1883 г. рождения; Абловицкий Александр Василь­евич, 1888 г. рождения; Умов Евгений Александрович, 1892 г. рож­дения; Озолин Иван Андреевич, 1897 г. рождения; Юров Василий Александрович, 1886 г. рождения; Пучкин Михаил Сергеевич, 1892 г. рождения; Павлов Михаил Алексеевич, 1887 г. рождения (факт. 1884 г. —Авт.); Сигарев Александр Сергеевич, 1913 г. рождения; Панов Иван Ильич, 1896 г. рождения; Меджидов Мулла Малжа-бей (Малабай), 1906 г. рождения; Волков Степан Яковлевич, 1894 г. рождения; Плотников Петр Кузьмич, 1905 г. рождения; Струц-кий Андрей Тихонович, 1913 г. рождения; Безев Алексей Василье­вич, 1911 г. рождения; Вехтер Александр Эдуардович, 1914 г. рож­дения; Трифонов Алексей Семенович, 1895 г. рождения; Истратов Сергей Артемьевич, 1893 г. рождения; Юлбариев Зайнула Хайбу-лин, 1910 г. рождения; Федоров Иван Егорович, 1907 г. рождения; Дубков Федор Кондратьевич, 1890 г. рождения; Чучемашев Иван

105

Иванович, 1889 г. рождения; Никитин Федор Николаевич, 1895 г. рождения; Джамитбаев (Джамишбаев) Хасан, 1898 г. рождения; России Федор Сергеевич, 1914 г. рождения; Адамчук Николай Ти­хонович, 1885 г. рождения; Рыбакидзе (Робакидзе) Георгий Ива­нович, 1906 г. рождения; Гродский Игнат Владимирович, 1893 г. рождения; Данько Николай Николаевич, 1909 г. рождения; Серё­гин Иван Андреевич, 1897 г. рождения; Пастушков Иван Семено­вич, 1900 г. рождения; Шаховский-Дедерев Роман Алексеевич, 1901 г. рождения; Смолянников Григорий Петрович, 1895 г. рож­дения; Мартовецкий Григорий Прохорович, 1917 г. рождения; Рискохайнен (Рекохай) Егор Андреевич, 1881 г. рождения; Буга-швили (Бучашвили) Кватис Семенович, 1903 г. рождения; Пани-зовский Евгений Константинович, 1916 г. рождения; Смирнов Ва­силий Владимирович, 1882 г. рождения; Ширкевич Михаил Мит-рофанович, 1889 г. рождения.

Установить точное место захоронения М.А. Павлова не пред­ставилось возможным. Общее место захоронения граждан, репрес­сированных в тот же период в г.Хабаровске, расположено в районе городского кладбища.

Даже находясь в заключении до расстрела, М.А. Павлов не ос­тавался в стороне от проблем развития Дальнего Востока. Он ис--полнял обязанности главного геолога при постройке железной до­роги от Волочаевки до Комсомольска-на-Амуре, где в 1934 году открыл Ванданское месторождение марганца.

Бурное развитие Владивостока, резкое увеличение его населе­ния требовало значительного увеличения и водоснабжения. Необ­ходим был новый гидроузел. Местные ученые разрабатывали про­екты Седанкинского гидроузла. Но из-за скудности средств, от­пускаемых на строительство плотины, ее срывало, "виновных" расстреливали, отправляли в тюрьму. Молодой ученый Н.В. Ов­сянников предложил, чтобы эту работу выполнил его учитель, профессор М.А. Павлов. Павлова вызвали из тюрьмы, 19 дней он кропотливо разрабатывал проект строительства плотины. Как только он закончил работу и подписал заключение, его снова от­правили в прежнюю тюрьму отбывать срок.

106

Помог он однажды и дальневосточным чекистам. Вызвав его без всякого конвоя из тюрьмы во Владивосток как одного из круп­нейших знатоков минералогии, ему дали камни, чтобы ученый смог определить их географическое происхождение. Четыре дня потребовалось знаменитому минералогу, чтобы исследовать и подписать заключение о месте их происхождения. Хорошая до­машняя библиотека с разными определителями, микроскоп и шлифовальный станок помогли Павлову. В поданном чекистам заключении говорилось, что "вероятнее всего эти камни принад­лежат Крымско-Одесской горной гряде". Начальник, прочитав за­ключение, поблагодарил профессора за прекрасную услугу. Дело в том, что из Одессы пришло судно, которое вместо сахара достави­ло в мешках эти камни. Чекисты голову ломали: где же произошла перегрузка сахара, так как судно на переходе заходило в ряд ино­странных портов.

М.А. Павлов прожил завидную жизнь, которой не стыдился. Выбрав довольно тяжелую профессию, он гордился ею, хотя при­ходилось работать в местах, хуже которых трудно представить. Своими научными трудами, исследованиями, открытиями он оп­равдал свою жизнь и вполне заслуживает благодарной памяти. Михаил Алексеевич часто говорил: "Кто умирает за свое Отечест­во, тому не в чем себя упрекнуть". Павлова упрекнуть не в чем. Поэтому он не должен быть забытым, тем более безвестным. Нель­зя не склонить с уважением голову перед такими титаническими усилиями, с которыми М.А. Павлов и подобные ему преодолевали трудности, созданные и условиями общественного уклада, и при­родой, и обстановкой, и все это делалось во имя процветания на­шего государства, во имя большой науки.

107

Е.В. Васильева, к.и.и.

Владивосток

РЕПРЕССИРОВАННЫЕ УЧЕНЫЕ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА

Репрессии, сопровождавшие становление и господство совет­ского тоталитарного строя в России в качестве неотъемлемого его элемента, коснулись всех категорий населения страны. Однако ка­ждый регион привносил в этот процесс что-то свое, позволявшее ставить вопрос о тотальности всего репрессивного процесса. В этом отношении показательна судьба дальневосточных ученых, значительная часть которых не избежала этой участи. Хорошо из.-— вестно, что ученые России были в числе тех, кто одними из первых подвергся репрессиям советского режима. Казалось, на них апро­бировалась сама идея тоталитаризма уже в 1918 году. В после­дующие десятилетия научная интеллигенция СССР сохраняла за собой это положение, лишь на непродолжительное время уступая его партийно-государственным и военным деятелям.

Судьба дальневосточных ученых все же была несколько иной. Своеобразие установления советской власти на Дальнем Востоке, в первые годы несколько смягчавшее процесс советизации края, обернулось для них сохранением всего состава, за исключением эмигрировавших из России или вернувшихся в центральные рай­оны страны. Никто из ученых-специалистов не только не подверг­ся в 20-е годы аресту, но даже не лишился работы, несмотря на то, что некоторые из них при правительствах несоветского толка вели достаточно активную политическую деятельность. Конечно, уче­ные не были лишены внимания ОГПУ: перлюстрировалась их пе­реписка, собирались досье, велся учет бывших военных1. Это огра­ничивало их свободу, но не лишало ее. Ученые для этого не пода­вали никаких поводов: они приняли все условия, предлагавшиеся им советской властью, без малейшего сопротивления. Спокойная обстановка, которую создали на Дальнем Востоке для пауки, даже привлекала многих специалистов из центра, в конце 20-х годов по­

108

полнивших состав дальневосточников, несмотря на тяжелые усло­вия для исследовательской работы. Наука пользовалась авторите­том, специалистов не хватало, а перед краем стояли огромные эко­номические проблемы, решать которые вместе с советско-хозяйственными органами были призваны ученые.

Аресты в среде научной интеллигенции Дальнего Востока на­чались как отголоски крупных политических процессов, прохо­дивших в центре страны над работниками Госплана, Главрыбы, Геолкома, учеными Н.Д. Кондратьевым и А.В. Чаяновым. Они проходили в 1930-1931 годах с небольшим отставанием, но в той же последовательности, что и в центре. В Дальплане были аресто­ваны сотрудники, связанные с Госпланом, во главе с Л.В. Крыло­вым, руководившим Бюро по изучению производительных сил ДВК. В Дальгеолкоме, вслед за ленинградскими коллегами, в прошлом работавшими на Дальнем Востоке и имевшими отноше­ние к Геолкому, П.В. Витенбургом, А.Н. Криштофовичем и П.И. Полевым были арестованы В.В. Бух, А.И. Лаицевич, М.А. Павлов, Т.С. Трухин. За связь с А.В. Чаяновым репрессировали научных сотрудников Амурской сельхозопытной станции. По делу Главры­бы проходили ведущие ученые Тихоокеанского института рыбного хозяйства (ТИРХа, впоследствии ТИНРО) А.Н. Державин, И.Г. Закс, М.Л. Пятаков, М.П. Сомов2.

В самом начале 30-х годов следствие над арестованными уче­ными-специалистами проходило гораздо мягче, чем в дальнейшем. Власть только апробировала идею "всесоюзного антисоветского заговора с целью захвата власти и установления буржуазного строя". И хотя многих вынудили дать, выражаясь языком следст­вия, "признательные показания" под давлением следователей, все методы обращения с заключенными (запугивание, лишение сна, тянувшиеся по нескольку часов допросы) выглядели достаточно гуманными по сравнению с тем, что ожидало подследственных во второй половине 30-х годов. Лишенным свободы предоставлялась возможность давать собственноручные показания, обдумывая их. На суде тем, кто сумел доказать свою невиновность (а такое тоже было возможно), была предоставлена свобода. Освобождено тогда было около 10 человек. Тюремному заключению сроком на 10 лет

109

подверглись лишь 4 сотрудника Дальгеолкома. Гораздо больше ученых специалистов (23 человека) было выслано за пределы Дальнего Востока сроком от трех до пяти лет. В их числе круп­нейший ихтиолог ДВК, бывший директор ТИРХа А.Н. Державин3.

Однако нет оснований полагать, что первые аресты были свя- i заны только с "охотой на спецов". Об этом свидетельствует про-_| jer-r. няп членами "Владивостокской организации союза мапкеие-- 1

-----    -----.....--о.__

frOB-ленинпев". тр пяпкнр.игцггочных diotmhiipr Ятя "пргяыччя-|ция", к которой чекистами было причислено 29, арестовано 10, а осуждено 6 человек, была "раскрыта" осенью 1932 года. Во главе же был поставлен зав. соц.-экономической кафедрой Ф.В. Миро-хин, получивший трехлетний срок лишения свободы. Приговор суда над остальными осужденными был значительно мягче, чем в центре4.

Первые аресты были внушительными. И хотя их еще нельзя отнести к массовым, они становились для многих ученых факто­ром, полностью поставившим в зависимость от волн властей всю их дальнейшую жизнь. Этого требовало и ужесточение режима Сталина, переплетавшееся со всеми гражданскими проблемами го­сударства, приобретавшими в условиях 30-х годов характер поли­тических, как-то: освоение северо-востока страны и строительство Байкало-Амурской магистрали (БАМа), нуждавшихся в бесплат­ных трудовых ресурсах (на платные у государства не хватало средств).

В 1933-1934 годах в среде научной интеллигенции ДВК нача­лись новые аресты, затихшие, т.е. не носившие массового характе­ра, с 1935 г. до середины 1937 г. и с новой силой вспыхнувшие в год "большого террора". Уже отбывая наказание, некоторые из аре­стованных ученых ДВК (в частности профессор ботаники В.М.. Савич) сами связали причины арестов в 1933-1934 гг. со строитель­ством БАМа, где им пришлось проработать часть срока. Но решая проблему обеспечения его районов и районов Колымы высококва­лифицированными кадрами,,чекисты ДВК одновременно избавля­ли науку от остатков старой профессуры. Характер сложившихся отношений с советской властью не имел к этому отношения: в чис­ле арестованных оказались и первый советский ректор ГДУ, депу-

110

дня до ареста выступавший от лица ученых Владивостока на го­родском пленуме ВКП(б). К середине 30-х годов в ДВК практиче-ски не осталось старой научной интеллигенции.

Кроме того, дальневосточное ОГПУ/НКВД уже давно подчи­нилось идее жесточайшей централизации репрессивных органов, преданность власти со стороны которых все еще проверялась. Об этом говорил хотя бы процесс над местными "рютинцэми". Глав­ным же "детищем'' чекистов ДВК оказалась "Дальневосточная контрреволюционная организация" (ДВКРО). Обоснование при­чин ее возникновения, характер руководства ею, даже название в течение 1933-1938 годов в разработанной органами легенде неод­нократно варьировались. Так, например, ее опгяничятором и ру-ководителем в 1933 году назывался уже покойный В.К. Арсепьев, а в 1937  - председатель Далькрайкома Г.М. Кругов.

С 1933 г. до середины 1937 г. на Дальнем Востоке было аресто­вано до сорока научных работников, в то время как численность их составляла около 250 человек в научных учреждениях и 382 — в вузах5. И лишь небольшой части из них: А.З. Федорову, профессо­рам В.Ф. Овсянникову, СЛ. Соболеву, И.А. Козлову удалось оп­равдаться перед судом. Произошло это при неофициальном уча­сти U.K. Крупской и Е.П. Пешковой, первой жены A.M. Горько­го, к которым обратилась жена одного из арестованных профессо­ров И.Н. Савич6. Самого В.М. Савича это вмешательство не спас­ло — он и большинство проходящих по делу с ним получили до 10 лет исправительно-трудовых лагерей и в основном были сосланы в лагеря БАМа и Колымы. Один был расстрелян.

С середины 1937 г. по осень 1938 г. на Дальнем Востоке органы НКВД репрессировали около сотни научных сотрудников и пре­подавателей вузов (точная цифра пока окончательно не установ­лена. Это будет возможно после опубликования полного списка репрессированных на Дальнем Востоке). После этой волны арестов научная интеллигенция ДВК к 1940 году так и не смогла восстано­вить своей численности. Добавлю, что усугублялось это еще и за-

п1

;г>п/»р irpyntii.iv ■■! ,n«4hHfiM Roctok-p. научных уч- I реждений — Дальневосточного филиала и ГДУ. Причина их за- I крытия не выяснена до сих пор. Но есть основания считать, что это' было сделано и в связи с отсутствием их кадрового обеспечения. В*< научных организациях Дальнего Востока в начале 1941 года на­считывалось всего 200 научных работников7.

Массовые аресты сопровождались массовыми расстрелами. В эти годы в лагеря было отправлено лишь около десяти дальнево­сточных ученых. Сред14^сстреляцнмх оыщ.пись и женя В.М. Са-вича Ирина Николаевна, к моменту ярргтя — 7 mrtPfl 1937 года — ставшая в ДВК крупнейшим селекционером, и Маргарита 1 Никола­евна Арсеньева, жена Владимира Клавдиевича, избежавшая нака­зания в 1934 году.

Органы НКВД вышли на историческую сцену уже как само­стоятельная политическая сила, требуя к себе особого отношения и добиваясь собственных контактов с каждой из социальных групп населения. И конечно (а может быть в первую очередь), с научной интеллигенцией, в которой привыкли видеть потенциального вра­га. Для ученых, как уже говорилось, это оказалось одной из форм политического взаимодействия с советской властью. Самой край­ней.

Изучив почти все следственные дела репрессированных ученых и в особенности обращая внимание на их реабилитационные до­кументы, я установила, что большинство арестованных находи­лись в "агентурной разработке" задолго до ареста. Иными слова­ми, в органах на них были составлены досье с компрометирующей информацией. Получалась она из официальных источников: от руководителей научных учреждений, их партийных, комсомоль­ских и профсоюзных лидеров. Подобную информацию в 30-е годы в ГДУ, например, готовил сотрудник по кадрам, а собирали адми­нистративные, партийные и комсомольские органы. Вот одна из таких характеристик: "Червонецкий Тихон Дмитриевич. Доцент китайского языка. 1879 г. рожд. г. Изюм. Укр. б/п. В семье чинов­ника... Всем известен как один из антисоветских преподавателей и шовинист. К тому же не верится, что служил в РККА. Считаю, что нужно особенно заменить..."8.

112

Информация также собиралась собственными агентами ОГ-ПУ/НКВД, которые были внедрены практически в каждое крупное научное учреждение края. Сведения собирались самого различного характера. В связи с этим я не разделяю точки зрения современни­ков, доказывающих, что аресты шли стихийно и бессмысленно. Даже в год "большого террора" все осуществлялось продуманно, планомерно и целенаправленно. Квоты по специальностям — и почти все ученые-химики подверглись аресту, расстрелян лишь один, остальные использовались по специальности на Колыме. Квоты по национальностям — и аресту подверглись немцы, поля­ки, венгры и чехи, все получившие высшую меру наказания — рас­стрел. Квоты по общей численности — и аресту подверглись прак­тически все, на кого имелось досье в органах НКВД, ставшего ча­стью планового хозяйства, где перевыполнение плана тоже плани­ровалось. Возникла идея существования монархической организа­ции — и в ДВПИ были арестованы все находившиеся до револю­ции на военной службе и состоявшие на учете в НКВД.

Но среди источников этой информации определенное место занимали и цоносьт^гп-я ""щсительство в научной среде Дальн^о Востока не приняло массового характера. Кем-то руководила за-- Bffciь, 1 аких я насчитала 4 человека. Из чувства мести в НКВД об­ратилось два научных работника. Движимых политической идеей было трое. Вот один из образцов такого доноса: "В Приморский областной отдел НКВД... Кто и что из себя представляет Витгефт. По происхождению из дворянской офицерской семьи, из советско­го вуза. За чуждость и аполитичность исключался. Но окончил экстерном. Все время работал на ДВК. Выгонялся за развал рабо­ты и обрастания классово-чуждыми элементами из трех геологиче­ских учреждений Геотреста (1932-33 г.), редметразведка (1933) — (разведка редких металлов. — Авт.), Союзникельолово (1934). По­ступив в 1935 г. в Филиал АН при содействии троцкистов Они-щенко (в то время ученый секретарь ДВФАН. —■ Авт.) и др.полу-чил без защиты диссертации ученую степень кандидата наук. Ра­боту везде проваливал как и провалил ее в АН в силу своих анти­советских методов работы, заключающихся в игнорировании за­просов края, зажим самокритики и в исключительном индивидуа­

113

лизме в любых начинаниях во вред делу и голосу общественности. Это наконец подбор кадров. Извечное обрастание классово враж­дебными, чуждыми и подхалимами... Он к тому же был связан ин­тимной дружбой с чуждой классовой интуицией с врагами парода Порецким, Мохначем, Мелиоранским и другими, а потому и сам является бесспорно врагом народа". Подпись. Без даты, (орфография и пунктуация оригинала. ■— Авт.)9.

Некоторые шли на контакт с органами против своей воли, бу^ дучи завербованными при первом аресте в самом начале 30-х го-

1дов, напримегГученый-агроном Б. Крестовский и китаевед a. ivia-ракуев^ Двое таких агентов действовали в Дальневосточном фц-

|лиале и ГДУ под конспиративными кличками "Дубровин" и "Майский". По их донесениям формировалось агентурное дело ДВФАНа "геологи", повлекшее арест всех ведущих специалистов филиала: ученого секретаря филиала А.С. Порецкого, директора химического института В.О. Мохнача, гидробиолога А.Т. Булдов-ского, руководителя геологов Б.В. Витгефта и многих других. Об­щее число репрессированных сотрудников филиала достигло 19 человек, что составило чуть ли не половину его тогдашнего соста­ва. Значительная часть научных работников, обратившихся к до­носам, поддалась страху быть обвиненным в отсутствии бдитель­ности. Я не называю их имен по этическим причинам. Доносы же, как показало будущее, не исчезли с прекращением террора. По ме­ре трансформации политической власти в стране система доноси­тельства тоже претерпевала определенную эволюцию и иногда ка­залась похороненной навсегда. Но каждый период политической или социальной нестабильности разражался очередным всплеском доносов10.

Что же представляли собой ученые, подвергнувшиеся репрес­сиям во второй половине 30-х годов, если исключить из них по­павших под различного рода "квоты"? Можно ли их считать про­тивниками советской власти? Нят Ыик-тр ич трх. о ком идрт реш. не посягал на ее устои. Ученые позволяли себе сомневаться в обос­нованности проводимых арестов (М. Белопольский, О. Макси­мов), критиковать отношение к науке и интеллигенции (В. Мох­нач, И. Богович, П. Ливии), не соглашаться с внутриполитическим

114

курсом, выбранным Сталиным (группа Мирохина). Но дальше разговоров в очень узком кругу дело не шло. И скорее к досадному недоразумению следует отнести фразу В. Мохнача о том, что он не собака, чтобы носить намордник (имелся в виду противогаз, в ко­тором предстояло в течение нескольких часов маршировать по го­роду). Но фраза оказалась в числе "антисоветских высказываний" и отложилась в его досье. Вся последующая деятельность Влади­мира Онуфриевича, которую можно назвать научным и человече­ским подвигом (ибо препарат, созданный им на Колыме в услови­ях эпидемии дизентерии и спасший сотни заключенных, при ог­ромном его усилии был несколькими десятилетиями спустя запу­щен медициной в серийное производство), выказывала в нем именно советского человека11. Как и во всех репрессированных дальневосточных ученых, выдержавших совещание троек и пере­живших лагеря.

Всех их отличали высокий уровень профессиональной подго­товки и неоспоримый талант исследователя, обеспечившие им не­зависимый характер мышления. Кроме Б.В. Витгефта и нескольких j. востоковедов, среди них не было ни одного выпускника местных J вузов. Некоторые получили ученую степень кандидата наук без защиты диссертаций (В.О. Мохнач, П.А. Тихомолов, И.Н. Савич). Но это не дает оснований свести причину их ареста к конфликту между местными учеными, менее квалифицированными, и приез­жими, как это пытались сделать при реабилитации коллег ДВФАН свидетели и участники событий 1937 года, профессора В.Т. Быков и Б.П. Колесников. Хотя отрицать напряженного отношения меж­ду этими двумя группами исследователей нельзя. На Дальнем Вос­токе действовала общая для тоталитарной системы страны тен­денция к усреднению интеллектуального потенциала.

! Архив Российской Академии Наук (АРАН). Ф. 277^ Оп. 4. Д. 264. Л. 8 (об.); Государственный архив Приморского края (ГАПК)"Ф. 61. On. 1. Д. 93. Л. 28 (об.); Д 97. Л. 49.

2 Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф.721. On. 1. Д. 89; ГАПК. Ф.1588. On. 1. Д.П-87608. Т. 1-6; Д.П-89216. Т. 1-6.

115

ЗГАПК. Ф.1588. On. 1. Д.П-37608. Т.1. Л. 200; Д.П-89216. Т.6. Л. 139, 144-145, 149.

4 Там же. Д.12415. Т. 4-12; Политические процессы 30-50-х годов. М., 1991. С. 92-104, 334-443.

5 Рассчитано автором на основании источников: Государственный ар­хив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.А-374. Оп. 27. Д. 457. Л. 14, 16, 27, 32, 35 (об.), 39, 41; Российский государственный исторический архив Даль­него Востока (РГИА ДВ). Ф.4337. On. 1. Д. 12. Л. 28. Кузненцов М.С. Даль­невосточная партийная организация в борьбе за осуществление задач куль­турной революции (1928-1937 гг.). Томск, 1971. С. 168.

6 ГА ПК. Ф. 1588. On. 1. Д.П-89216. Л. 23-24.

I ГАРФ. Ф.А-374. Оп. 10. Д. 54. Л. 70, 74, 75. 8РГИАДВ.Ф.289. On. 1. Д. 176. Л. 35.

9 ГАПК.Ф. 1588. On. 1. Д. 18956. Л. 6.

10 Королев С. Донос в России: Опыт социально-философского исследо­вания // Королев С. Донос в России: социально-философские очерки. М, 1996. С. 45-46.

II Мохнач И.В. Синий йод// Репрессированная наука. Вып. 2. СПб., 1994. С. 145-157.

Л. И. Проскурина, км.н., ст.н.с. Владивосток

репрессии в дальневосточной деревне в конце 20-х — первой половине 30-х гг.

Форсированное строительство социализма в СССР в конце 20-х — 30-е годы сопровождалось большими жертвами и человече­скими трагедиями. Особенно это коснулось самой многочисленной части населения страны — крестьянства.

В конце 20-х годов в стране разразился хлебозаготовительный кризис и началось наступление на крестьян во всех регионах, в том числе и на Дальнем Востоке. Кризис хлебозаготовок стал тем ка­тализатором, который ускорил и обострил социальные и полити­ческие процессы в стране и послужил поводом для смены курса по­

г,итичсского руководства. И.В. Сталин и его единомышленники кризис хлебозаготовок объясняли выступлением выросшего и ок­репшего в условиях нэпа кулачества против советской власти, а все трудности, по их мнению, создавались "врагами народа". Именно в это время сталинское руководство пошло на слом нэпа и широкое применение чрезвычайных мер по отношению к крестьянству. По всей стране разъехались около 30 тыс. эмиссаров — специальных уполномоченных, в задачи которых входило подстегивание хлебо­заготовительной кампании. Хлеб забирали не только у кулаков, но и у середняков и даже бедняков, суды автоматически выносили решения о конфискации товарных излишков. Их владельцев за­числяли в "кулаков" и судили по 107 статье УК РСФСР (обвинение в спекуляции). Заодно изымались запасы, необходимые для сева и прокормления семьи. Наконец, против тех, кто осмелился осуж­дать насилие, в ход пошла статья 58-10 УК РСФСР (контрреволюционная агитация).

Усиливавшееся с 1929 г. форсирование темпов промышленно­го строительства привело к углублению хлебозаготовительных трудностей. Чтобы изыскать средства для "скачка" в индустриали­зацию, Сталин использовал разнообразные формы репрессий — от конфискации запасов хлеба до ссылки и заключения в концлагеря крестьян - "саботажников".

Нарушение законности, произвол, насилие провоцировали ответный террор и крестьянские выступления. За 6 месяцев 1929 г. на территории Амурского округа было учтено 232 случая откры­тых крестьянских выступлений, тогда как за весь предыдущий год их было около 60. Только в Александровском районе за различные выступления крестьян против властей было привлечено к ответст­венности свыше 400 крестьян. В декабре 1929 г. в крае произошло 2 антиколхозных выступления, в которых приняло участие более 50 крестьян1.

В конце 20-х годов по аграрным вопросам, по путям выхода из кризиса в партии велась ожесточенная борьба. В начале 1929 г. Н. Бухарин, выступая против курса Сталина за "военно-фео­дальную эксплуатацию" крестьянства, предупреждал: "Политика Сталина ведет к гражданской войне. Ему придется залить кровью

117

восстания. В результате получается полицейщина"2. Предложенная Бухариным и его сторонниками идея социальной гармонии, мира в деревне путем целенаправленной финансово-экономической поли­тики была отвергнута большинством как оппортунистическая, что в конечном итоге привело к террору, преследованию кулаков и всех зажиточных крестьян, выявлению вредителей, врагов социа­лизма, к примату классового над общечеловеческим.

Летом 1929 г. в стране провозглашен лозунг "сплошной кол­лективизации" крестьянских хозяйств, Сталин предложил путем "революции сверху" обеспечить в деревне к концу пятилетки пере­ход к колхозам и все другие возможности выхода из кризиса — "бухарииская", "чаяновская", "первого пятилетнего плана" были отброшены. Выбор состоялся, и начался новый виток насилий над крестьянством, еще более жестоких и пагубных.

Сплошная коллективизация на российском Дальнем Востоке началась несколько позже, чем в центральных районах страны. В январе 1930 г. 26 районов края были объявлены районами сплош­ной коллективизации. По указанию сталинского руководства ме­стные власти были обязаны форсировать ее любой ценой. И они старались изо всех сил, не стесняясь в средствах. За отказ вступать в колхоз крестьянам угрожали раскулачиванием, лишением изби­рательных прав, выселением, отказом выдачи дефицитных товаров и т.п. При вступлении в колхоз принудительно обобществляли у членов артелей мелкий скот, птицу, коров. Под давлением властей значительная часть дальневосточного крестьянства вынуждена была вступить в колхозы. Темпы коллективизации приняли непо­мерно форсированный характер: с января по апрель 1930 г. уро­вень ее возрос с 8,8 до 45%. В отдельных округах рост происходил еще быстрее: в Сретенском с 9,2 до 71,3%, в Читинском — с 5,6 до 54,8, в Амурском — с 8,5 до 46%3. В апреле более 100 тыс. дальне­восточных хозяйств числились в колхозах.

Начавшаяся массовая коллективизация крестьянских хо­зяйств в крае создала напряженную обстановку в деревне. Наибо­лее зажиточные крестьяне оказывали яростное сопротивление вла­стям. Методы сопротивления были самые разнообразные, начиная от агитации и кончая убийствами коммунистов, колхозных акти-

не

вистов, избиениями и поджогом их имущества. Попытки запрятать зерно с риском сгноить хлеб были отмечены почти во всех округах. Широкое распространение получило в крае привлечение крестьян­ских хозяйств к ответственности по 61 статье УК с распродажей имущества за несдачу семфондов и т.д. Так, в Амурском округе в Ивановском районе по этой статье было привлечено 823 хозяйства с распродажей имущества, что составило 16 % к общему количест­ву хозяйств в районе, в Александровском районе — 455 хозяйств, было обложено индивидуальным налогом 366 хозяйств, по Там­бовскому району — 685 хозяйств4.

Часть крестьян выступала против насильственной коллекти­визации и хлебозаготовок, опираясь на помощь белогвардейских отрядов, которые устраивали набеги из-за границы. В Амурском округе зажиточное крестьянство заявило: "Хлеба не дадим. Може­те забирать, потом вернете сторицей, когда придут наши братья из-за рубежа"5. Происходили искусственные самораскулачивания, фиктивные разделы хозяйств. В ряде сел Амурского округа неко­торые зажиточные крестьяне распродали свое имущество и уехали за пределы Дальнего Востока, мотивируя это тем, что крепким крестьянским хозяйствам жить стало невозможно. Аналогичные случаи распродажи имущества и скота были отмечены во многих селах Читинского, Сретенского и Владивостокского округов6.

Любой факт защиты крестьянами своей собственности, права выжить для своей семьи тут же квалифицировался как "вылазка классового врага". Антикрестьянская сталинская политика толка­ла разоряемые группы крестьянства на путь вооруженной борьбы. Так, в некоторых местах края крестьяне уходили в тайгу, в сопки и создавали там вооруженные отряды, в которых были не толькр зажиточные крестьяне, но даже середняки и бедняки, бывшие пар­тизаны7. В обстановке тотального игнорирования экономических законов и интересов различных слоев земледельцев крестьянское сопротивление было неизбежным. В Дальневосточном крае во время хлебозаготовительной кампании 1929-1930 г. и начавшейся массовой коллективизации за саботаж, вредительство, террори­стические акты и другие враждебные действия были осуждены 1254 зажиточных крестьян и кулаков, 558 крестьянских хозяйств

П9

оштрафованы на 438745 руб., у 1524 хозяйств конфисковано иму­щество и выслано 638 семей8. ^ Это стало, так сказать, прелюдией к провозглашенной вскоре кампании по уничтожению кулачества как класса. Во второй по­ловине февраля 1930 г. округа получили директиву Далькрайкома ВКП(б) от 18 февраля с разъяснением этапов и методов проведения ликвидации кулачества. На советском Дальнем Востоке, как и по всей стране, все кулаки были разделены на три категории, к кото­рым применялись различные меры воздействия. К первой катего­рии относились явно контрреволюционные элементы, организато­ры и участники антисоветских мятежей, террористических актов. Они подлежали аресту и суду с конфискацией имущества. Наибо­лее крупные кулацкие хозяйства были отнесены ко второй катего­рии, они подлежали высылке из районов сплошной коллективиза­ции в северные малонаселенные районы края. Все остальные ку­лацкие хозяйства расселялись за пределами колхозных массивов, для ведения хозяйства им оставляли минимально необходимые средства производства. Раскулачивание проводили уполномочен­ные по коллективизации, представители из органов милиции и ОГПУ, сельские коммунисты и часть бедноты.

Так как до сих пор в органах власти не сложилось единого мнения в определении границ между слоями крестьянства, в опре­делении кулацкого хозяйства, это открывало широкий простор для произвола на местах. Крестьянин в повседневной жизни постоянно сталкивался с неспособностью властных структур отделить кулака от крестьянина-середняка. Местные специальные комиссии по сво­ему уразумению определяли кулаков и "подкулачников". Немало было при этом и случаев сведения личных счетов. Даже большие семьи, создававшие своим трудом и разумным ведением хозяйства материальный достаток, объявлялись кулацкими. Лозунг о ликви­дации кулачества служил удобным оправданием санкций, направ­ленных против всей массы крестьян, которая наиболее решительно противостояла сталинской коллективизации. Раскулачивание пре­вращалось в средство коллективизации, становилось основным методом ускорения ее темпов.

120

Проведение насильственной коллективизации и раскулачива­ние стало возможным благодаря не только мощи государства и созданной командно-административной системе, но и наличию в деревне социальной силы, поддерживающей власти. Ширпьж.ятт^ц

эевни — батраки, бедняки, низовой партийный и советский яу-

Тив — СТаЛИ~6П0Р0Й ПОЛИТИЧе&КОГ" ЭУГТрр.мичмя   R бпттьтинг.тир

своем именно они были непосредственными инициаторами и ис­полнителями необоснованного раскулачивания, создания коммун, применения принудительных мер по отношению к колеблющимся. 11екоторые из них искренне верили в идею коллективизации и счи­тали, что с созданием колхозов будет решена хлебная проблема и обеспечена зажиточная жизнь, и что иного пути просто нет. На­пример, крестьяне-бедняки дальневосточных сел Кремово, Пол­тавка, Синельникова, Хвалынка, Русановка и других выступили инициаторами раскулачивания, приняли решение конфисковать имущество кулаков и передать его в колхоз, а самих кулаков вы­слать в отдаленные районы края9. На поддержку таких крестьян и рассчитывал Сталин, делая ставку на форсирование массовой кол­лективизации. И этот расчет во многом оправдался.

Основная работа по раскулачиванию в Дальневосточном крае развернулась в конце февраля 1930 г. Было определено к выселке около 3,5 тыс. семей кулаков: в Амурском округе — 496 хозяйств, в Зейском — 467 хозяйств, в т.ч. семей 1-й категории — 227, 2-й ка­тегории — 190 и 50 хозяйств — 3-й категории, в Читинском округе — 855 семей, во Владивостокском округе — 583 хозяйства, 1-й ка­тегории — 223 семьи, 2-й категории — 253, 3-й категории — 107 хозяйств. Кулаков Читинского, Сретенского и Зейского округов планировали выселить в Зейский округ по реке Зее в район с.Дамбуки на участки колонизационного фонда, в районы прииска "Зсязолото", в устье реки Нора и по реке Селемдже. Кулаков Вла­дивостокского, Амурского и Хабаровского округов намечалось выселить в Николаевский-на-Амуре округ на лесоразработки и зо­лотые прииски10.

Ввиду невозможности доставки раскулаченных в течение зимнего периода на намеченные участки, выселение по намечен­ному плану сначала не производилось. Местами была дана дирек­

121

тива, согласованная с центральными органами, о проведении рас­селения кулаков всех категорий внутри сел и районов за пределы колхозов. Внутри округов из районов и селений расселение посел­ками кулацких семей было незначительным, в основном они пере-селялись в худшие избы на окраины села. Так, в Амурском округе 419 раскулаченных семей всех категорий были переселены на ок­раины сел. В Свободном районе Зейского округа 22 семьи кулаков были высланы в другие села этого же района. В Посьетском и По­кровском районах Владивостокского округа 49 семей были высла­ны тоже в другие села этих же районов11.

Проведенное выселение внутри селений и районов Дальнего Востока создавало напряженную обстановку в деревне. Озлоблен­ные выселенные крестьянские семьи угрожали расправой как про­водившим выселение, так и тем беднякам-колхозникам, которые вселялись в их дома. Бедняки-колхозники стали повсеместно ста­вить вопрос о безусловном выселении кулаков из пределов селений и даже районов.

Местные власти усилили работу по раскулачиванию. По от­дельным селам было раскулачено от 10 до 23% крестьянских хо­зяйств, в т.ч. середняцких, бедняцких и даже хозяйств бывших пар­тизан и красноармейцев. Например, в 17 селах Шкотовского рай­она было 155 случаев экспроприации середняцких и бедняцких хо­зяйств за отказ вступить в колхоз. Конфискованное имущество, как правило, продавалось по баснословно низким ценам. В Сучан-ском районе — бывшей базе партизан — было раскулачено 240 хо­зяйств, в Гродековском — 300, в Спасском — 378 хозяйств, в зна­чительной своей части относящихся к середняцким12.

Начавшаяся коллективизация и репрессии коснулись и корей­цев, проживавших в сельской местности советского Дальнего Вос­тока. Местные власти поспешно объявляли корейские деревни районами сплошной коллективизации и насильно заставляли их жителей вступать в колхозы. Часть корейских крестьян была рас­кулачена. Массовые обыски, групповые аресты, реквизиции хо­зяйств, запрещение свободного сбыта сельскохозяйственных про­дуктов собственного производства привели к уходу корейцев из края. Так, в Гродековском районе ушло до 50% корейцев, Черни­

122

говском — 45, Шкотовском — 60%. В Сучанском районе было от­дано распоряжение сельсоветам: "Все фанзы бежавших корейских граждан должны немедленно разрушаться". В результате было со­жжено до 30 фанз, в т.ч. одна национальная школа. Село Тонуого, в котором имелось 150 хозяйств, полностью вместе с сельсоветом и комсомольской ячейкой ушло за границу13. 4      Столь широкое применение репрессий против крестьян, зло­употребление властью накалили социально-политическую атмб^ сферу в деревне. Только в январе — середине 1930 г. в стране про­изошло более 2 тыс. крестьянских восстаний, в подавлении кото­рых участвовали органы ОГПУ, армия и даже авиация. В феврале Ьтого же года в Дальневосточном крае отмечалось 12 антиколхоз-|ных выступлений с 1300 участниками14.

Под давлением крестьянского сопротивления и нарастающей угрозы полного развала сельского хозяйства сталинское руково-Д^Т]|рПуинялр мары. няппаипрннмгГпппти» принуждения крестьян вступать в колхозы. Местные власти были вынуждены разрешить мТ!ссо1ДеТПДходы крестьян, насильственно загнанных в колхозы чтобы не довести дело до открытой крестьянской войны. За один месяц, с апреля по май, число коллективных хозяйств на советском Дальнем Востоке уменьшилось с 45 до 26%. В деревне наступило кратковременное "затишье", растерявшиеся организаторы коллек­тивизации не решались на новый штурм деревни.

Однако Сталина и его сторонников, разумеется, не могли удовлетворить ни спад, ни застой коллективизации, ни отказ мест­ных руководителей от ее дальнейшего подталкивания.

С осени 1930 г. вопреки всем постановлениям началось новое форсирование коллективизации, новое наступление на крестьянст­во. Насильственные меры по-прежнему были основными, решаю­щими. Последнее слово всегда оставалось за факторами принуж­дения: ужесточилось налоговое давление на единоличников как средство давления на крестьянина, не желавшего вступать в кол­хоз, а главное — по-прежнему практиковалось раскулачивание. Гак, в Шкотовском районе с сентября 1930 г. по март 1931 г. из 2266 хозяйств района было выселено 143 хозяйства (6,3%), а в от­дельных селах раскулаченных было еще больше. В с. Романовка

123