5 Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы

процент раскулаченных составил 10,7, в с.Царевка — !8,3, в с.Многоудобном — 9%15. Среди сельских жителей шли разговоры о том, что выселяют всех — и зажиточных крестьян, и середняков, и даже бедняков. Целые села ждали по ночам выселения, готовили сухари, одежду, резали мелкий скот. В 1930-1931 гг. в Дальнево­сточном крае были высланы 2922 кулацкие семьи 2-й категории и семьи кулаков, отданных под суд16. Общее число раскулаченных в крае составило более 5 тыс. семей, высланы они были в основном на север края, в лесозаготовительные лагеря, на различные строй­ки, на золотые прииски, шахты. Некоторые из них попали в Си­бирь, на Урал, Казахстан17.

Столь огромное давление властей на крестьян привело к тому, что одна часть крестьян смирилась с коллективизацией, а другая — продолжала ожесточенно сопротивляться.

Недовольные советской властью и раскулачиванием крестья­не, спасаясь от преследования, бежали за границу, в Китай. Так, с 14 по 17 декабря 1930 г. из трех сел Калининского и Тамбовского районов сбежало 66 семей общей численностью 377 чел., 15 чело-' век — одиночек18. Бегство крестьян приняло широкий размах, осек, бенно из пограничных сел. Наблюдались в значительных размерах1 самоликвидация крестьянских хозяйств и уход крестьян в город, в^ промышленность, причем в колхозном секторе это явление было1 более сильным, чем в единоличном. г

Сопротивление крестьян жестоко подавлялось властями. Из­вестны случаи массовых расстрелов. Так, 28 июня 1931 г. по реше-' нию тройки при полномочном представительстве ОГПУ ДВК бы-' ли расстреляны 75 крестьян, а 46 — приговорены к различным срокам лагерей19. ;

Особенно репрессии коснулись крестьян и колхозников после' принятия "драконовского" закона от 7 августа 1932 г. об охране социалистической собственности. Законом предусматривалось су­ровое наказание за хищение — "расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишени- ■ рм свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущест­ва". В деревне его сразу прозвали "Законом о пяти колосках". С января по август 1933 г. дальневосточные суды применили этот за­

124

кон более к чем двум тысячам человек, к двумстам из них не смог­ли найти смягчающих обстоятельств и их приговорили к расстре-

Л^ В 30-е годы на советском Дальнем Востоке были раскрыты филиалы мифической "Трудовой крестьянской партии", якобы созданной в конце 20-х гг. и призывавшей крестьян к борьбе с со­ветской властью. В 1933 г. на территории Биробиджанского рай­она и г. Хабаровска была "обезврежена" контрреволюционная вредительско-повстанческая организация, якобы активно действо­вавшая на протяжении ряда лет. По делу было привлечено 248 чел. Обвинительное заключение 28 октября 1933 г. подписал полно­мочный представитель ОГПУ Дальневосточного края Т.Д. Дери­бас. До момента вынесения приговора 13 чел. скончались в тюрь­ме, 84 крестьянина были расстреляны. Многие были казнены, так и не признавшись в сфабрикованных против них преступлениях, 151 чел. приговорили к высшим срокам заключения в ИТЛ и лишь не­многих — к высылке20. i В 1932—1933 гг. трагические события произошли на севере \ Приморья на территории Верхнего Бикина, в поселке Улунге, где ^проживало хуторское старообрядческое население. В 1932 г. в 1 Улунге появился вооруженный отряд представителей власти и бы­ло объявлено о создании колхоза. Большинство крестьян не захо­тели объединяться, и их стали брать под стражу. От грубого наси­лия крестьяне в страхе разбегались и укрывались в тайге. Действия , властей подкрепили военной силой, появился особый отряд ОГПУ. • Было спровоцицр^аро^вооруженное сопротивление сельского на­селен^ и крестм превратили в "мятежных бандитов" и "врагов народа". Борьба с ними затянулась на период более двух лет. Сдавшихся или взятых в плен крестьян судили военным три­буналом, приговор — высшая мера наказания. Часть бежавших крестьян, обнаруженных отрядом ОГПУ, уничтожили на месте. В 1933 г. были высланы все семьи повстанцев, некоторые из них по­пали в спецпоселок Свободный ^Шаровского края. За зиму опус­тевшие избы Улунги заполнились ссыльными с Амура21.

После разгрома выступления улунгинского крестьянства про­катилась новая волна репрессий по всему северному побережью

125

!

Приморья. Продолжалось бессмысленное истребление невинных людей.

Наступление на крестьян продолжалось. С 1 января по 5 июня 1933 г. Приморским отделом ОГПУ за срыв хлебозаготовок, сабо­таж весеннего сева было арестовано 2515 чел., в т.ч. 1683 кулака, 259 середняка, свыше 50-ти бедняков. Наиболее пострадавшими районами являлись Спасский (225 чел.), Яковлевский (218 чел.), Ханкайский (180 чел.), Михайловский (199 чел.), Ивановский (190 чел.). Общее количество репрессированных крестьян Приморья I органами ОГПУ, судом, прокуратурой и милицией за первую по-] ловину 1933 г. составило 4000 чел.22

« Репрессии в дальневосточной деревне в дальнейшем обруши­лись уже не столько на крестьян-единоличников, сколько на кол­хозников. Особую роль в этом сыграли^}ЙЩ^^^Щ^машини°-тракторных станций (МТС) и совхозов — чрезвычайные органы

fпартии, наделенные полномочиями политических, хозяйственных и карательных органов. Наличие в штате политотделов МТС за-* тШВД'йМ МЧЯЛКНЙЯЬ по ОГПУ позволяло им эффектно выпол­нять функции карательных органов. Причем в прессе и в офищк альных документах партии о принадлежности второго зама к ве­домству ОГПУ умалчивалось, обычно речь шла о двух заместите­лях "по общепартийной работе".

Политотделы были заняты не столько налаживанием колхоз­ной жизни, сколько борьбой с "враждебными элементами, классо-" выми врагами колхозов". К июню 1933 г. с их помощью в крас бы-; ло исключено из колхозов свыше 3 тыс. хозяйств, объявленных ку­лацкими. С марта по май 1933 г. по 11 районам Приморской об-, ласти "чисткой" было охвачено 265 колхозов. Через нее прошло 1262 чел., из них 210 чел. было снято с работы, 80 чел. отдано под суд, 147 чел. исключено из колхозов, 112 чел. получили взыскания. Среди пострадавших были кладовщики и завхозы, бухгалтеры, счетоводы, заведующие фермами. 94 чел. являлись рядовыми кол­хозниками. Часть из них обвинялась в принадлежности к кулакам и прочим чуждым элементам, другая — объявлялась лодырями и расхитителями социалистической собственности23.

126

Часто обвинение во вредительстве непосредственно связыва­юсь с принадлежностью к свергнутым классам, даже как бы выво­дилось из него. За первый год работы только политотдел Тамбов­ской МТС изгнал из колхозов 700 "кулаков", выявил расхитителей семян, виновников порчи тракторов. В селах был организован ряд показательных судебных процессов. Неполадки в ^uypou™* TTp^-мчиолстве,неопыта кадров, поломки, МШТТИН И ТД

gр'цяrfvio кв'али^ как вредительство. В 1933 г. в стране

|£няли с работы почти треть агрономов, кладовщиков, половину |завхозов, четвертую часть счетоводов, учетчиков, конюхов и т.д. f По данным на 1 января 1934 г. Ш„ЭД„1ИТ.С .Дальнего Врс^ока было ^изгнано 25% jgr^ce^jejieft кодзсоз.дв, ^23% завхозов и бухгалтеров |как классово чуждых элементов. Многие из них были репрессиро-Iваны24. Менее двух лет продолжалась деятельность политотделов, {[■однако она оставила заметный трагический след в истории дальне­восточной деревни.

| Дальневосточное крестьянство существенно пострадало в пе­риод проведения паспортизации на российском Дальнем Востоке в конце 1933—1934 гг.25 В связи с установлением режимных погра­ничных зон здесь была проведена "чистка" сельского населения. В этих районах края в основном проживала значительная часть ка­зачества и старожильческое зажиточное население, которое в большинстве своем отрицательно относилось к советской власти и проводившейся коллективизации, gbw^ie^bj^ крестьяне подвергались административному (внесудебному^ вЬгЮ^-^ «решив^^^M^JLpJSP1111 1934 г. 40,3 тыс.чел. "беспартийных" выну­ждены были покинуть места проживания, в основном это были сельские жители. Так, из Гродековского района было выселено около 16% населения, из приграничного села Сальского Иманско-го района — третья часть жителей и т.д.26

Все новые и новые документы позволяют говорить о том, что насилию и репрессиям подвергалась значительная часть сельского населения российского Дальнего Востока. Над каждым довлела угроза оказаться "врагом народа". Сталинская антикрестьянская политика привела к гибели многих тысяч потомственных хлеборо­бов-дальневосточников, к разорению деревни. Крестьянство стало

127

первым объектом массированного применения сталинских мето­дов руководства, и судьбы многих тысяч дальневосточных кресть­ян были исковерканы несправедливым осуждением, тюрьмой, ла­герями, выселкой.

« ГАХК. Ф.П-2. Оп.1. Д.131. Л.28.

2 Коэн С. Бухарин, нэп и альтернатива сталинизму // Экономика и органи­зация промышленного производства (ЭКО). 1988. № 9. С. 160.

3 Колхозы Дальнего Востока. Хабаровск, 1930. С. 18.

4 ГАХК Ф. П-2. Он. 2-4. Д. 169. Л. 5.

5 РГИА ДВ. Ф. 2413. Оп. 4. Д. 1671. Л. 70-71.

6 ГАХК. Ф.П-2. On. I. Д. 237. Л. 4.

7 ГАХК. Ф.П-2. Оп. 2-4. Д. 169. Л. 82.

8 РГИА ДВ. Ф. 2413. Оп. 4. Д. 1671. Л. 69.

9 // Красное знамя. 1930. 16 марта.

'<> ГАХК. Ф. 1228. On. 1. Д. 162. Л. 8-9. "Там же. Л. П.

»2 РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 2. Д. 290. Л. 43.

13 ГАХК. Ф.П-2. Он. 2-4. Д. 169. Л. 78-79, 84.

14 Шишко Н.П. Борьба Дальневосточной краевой партийной организации за победу линии партии на сплошную коллективизацию и укрепление кол­хозного строя (1929-1932 гг.) // Учен. зап. ДВГУ. Т.7. Сер.общ. наук. Влади­восток, 1965. С. 89.

15 ГАХК. Ф.П-2. On. 1. Д. 299. Л. 11.

16 Земсков В.И. Спецпоселенцы (по данным НКВД МВД СССР) // Социоло­гические исследования. 1990. №11. С.4.

•7 РГАЭ. Ф.7446. Оп. 2. Д. 290. Л. 77-78; Сутурип А. Дело краевого масшта­ба. Хабаровск, 1991. С.9. »« ГАХК. Ф.П-2. On. 1. Д. 298. Л. 79, 231.

19 Сутурин А. Дело краевого масштаба... С. 9.

20 Там же. С. 8.

21 //Уссурийский казачий вестник. // Боевая вахта. 1992. № 5. Август

22 ГАПК Ф.П-1. On. 1. Д. 178. Л. 16 (данные неполные). 23ГАПКФ.П-1.0п. 1.Д. 158. Л. 145.

24 ГАХК. Ф.П-77. On. 1. Д. 156. Л. 11.

25 Чернолуцкая Е.Н. Паспортизация советского населения как завершаю­щая веха в утверждении тотального режима в СССР (на материалах Даль­него Востока) // Тоталитаризм как исторический феномен. Владивосток, 1996. С. 88-104.

26 Там же. С. 100.

128

Е.Н. Чернолуцкая, к.и.н.

Владивосток

СУДЕБНЫЕ РЕПРЕССИИ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В ПЕРИОД ХЛЕБОЗАГОТОВИТЕЛЬНОЙ КАМПАНИИ 1929—1930 гг.

Как известно, в истории советского государства рубеж 20-х и 30-х годов характеризуется резким усилением репрессивной поли­тики, которая в аграрном секторе была связана с кампаниями при­нудительных хлебозаготовок, раскулачивания и коллективизации. Массовые репрессии против крестьянства развернулись по судеб­ным и внесудебным (так называемым "тройкам") каналам, а также по линии партийных и административных органов. Активное уча­стие в этом процессе принимали также бедняцкие и середняцкие слои деревни, целенаправленно подталкиваемые политикой ста­линского руководства. Сельские сходы, собрания, активы состав­ляли списки па раскулачивание и высылку, изымали и делили имущество зажиточных крестьян, пытались влиять на решения су­дебных органов в сторону ужесточения приговоров.

В данном сообщении будет рассмотрено функционирование одного из советских репрессивных институтов — деятельность на­родных судов региона — в первый год принудительной хлебозаго­товительной кампании.

На Дальнем Востоке административно-принудительные меры к крестьянам в массовом масштабе стали применяться с 1929/30 хо­зяйственного года (то есть на год позже, чем на большей части территории страны), так как именно в этом году округа края полу­чили так называемые твердые задания по хлебозаготовкам, значи­тельно превышающие объемы поставок предыдущих лет. Для вы­полнения этих заданий были использованы рычаги всех структур партийно-государственного аппарата, в том числе судебных орга­нов. С августа 1929 г. по решению Краевого суда во всех хлебоза­готовительных -округах, помимо существовавших там Народных судов, создавались специальные судебные сессии по делам, связан­

129

y^^^^^jщг^cл^бa^^l^aJloгoвp. В директивах краевого и окружных :г^01\^мССТттьтм^с^деЯВм^нстанциям подчеркивалась необходи­мость "хотя бы в ущерб своей остальной работе использовать все силы на борьбу за выполнение хлебозаготовительного плана"1.

После организационной раскачки первых месяцев суды края активно подключились к выполнению поставленной перед ними задачи. Только с ноября 1929 г. по конец января 1930 г. ими было рассмотрено 2111 дел, связанных с хлебозаготовками, по которым было осуждено 3940 чел., в том числе по Владивостокскому округу i — 1300, Амурскому — 1033, Сретенскому — 835, Читинскому — 751, Хабаровскому — 21 чел. Из них 2448 чел. получили пригово­ры по ст.61 УК РСФСР (за неуплату или недоплату определенных видов натуральной и денежной повинностей, скрытие хлебных из­лишков), 640 — за должностные нарушения в заготовительных ор­ганизациях и советском аппарате, более 600 — за неплатеж или злоупотребления с гарнцевым сбором и невыполнение договоров по контрактации, 193 чел. — за террористические действия (ст.58 УК РСФСР)2.

Таким образом, подавляющая часть квалифицированных су­дами преступлений крестьян носила экономический характер, зна­менуя собой принудительный переход взаимоотношений села с го­сударством от рыночных к централизованно-конфискационпо-распределительным. Но социально-политическая направленность такой судебной практики была ясно выражена в директивах цен­тральных и краевых инстанций, предписывающих местным судам применять жесткие приговоры к кулакам и не допускать перегибов в отношении бедняцко-середняцкой части населения. Не случайно из 2448 человек, осужденных по ст. 61 УК. 2394 чел, были кулака-* ми и зажиточными, приговоры же народных судов в отношении середняков нередко отменялись окружными судами.

"^рёстуИЛйННй, СВЯЗййные с хлебозаготовительной кампанией 1929/30 г. (за исключением приговоров по ст. 58), карались, по сравнению с судебной практикой последующих лет, относительно мягко. В большинстве случаев применялось наказание в виде раз­личных сочетаний лишения свободы (сроком от нескольких меся­цев до трех лет), ссылки, принудительных работ (без лишения сво­

130

боды)> конфискации имущества и штрафов. Например, по Влади­востокскому округу за несдачу хлебных излишков к 1 январю 1930 г. было осуждено 192 кулака и 111 зажиточных крестьян. Из них 27 человек были приговорены к лишению свободы на сроки от 1 до 3 лет, последующей ссылке и конфискации имущества; 44 человека к лишению свободы (до 3-х лет) и конфискации имущества; чет­веро осужденных — к лишению свободы и штрафам от 1,2 до 2 тыс. руб.; 39 человек — к принудительным работам (от 3 мес. до 1 года) и конфискации имущества и т.д.

Социально-политическую сущность судебных репрессий рас­сматриваемой кампании вскрывает также содержание должност­ных преступлений, которое, по характеристике пг^пгапя-гетт Вття. ^lirnTIf'™'"™   ^ру-жй^п   сура    ТПпигр.пя.    заключалось    в "извращении классовой линии и халатном отношении к работе". По этой статье во Владивостокском округе было осуждено 168 должностных лиц, в том числе кулаков и зажиточных •— 41. серед­няков — 79, бедняков — 22, служащих — 25, рабочих — 1. Основ­ными мерами наказания служили лишение свободы сроком до 2 лег и принудительные работы до б месяцев. В этой части судопро­изводства преобладали дела о сельсоветах и комиссиях содействия хлебозаготовкам. "Некоторая часть сельсоветов и комиссий содей­ствия — отмечал Шпигель в докладе от 9 января 1930 г. о работе судов Владивостокского округа — засорена кулацко-зажиточ ными элементами и подкулачниками. Эти лица всю тяжесть заго товок пытались переложить на плечи середняков и бедноты, а ку лачеству и зажиточным хозяйствам содействовали в деле укрытия! последними своих хлебных запасов"3.

Всего по Дальнему Востоку за период хлебозаготовительной кампании 1929/30 г. к лишению свободы были приговорены 1398 чел., из них 1254 кулака и зажиточных; к принудительным работам соответственно — 1369 и 866 чел.4

Для большей наглядности и действенности карательной поли­тики многие судебные дела рассматривались публично в сельских клубах и школах в вечернее время при большом стечении народа.. Как правило, это действительно производило на крестьян подхле­стывающий  эффект. Заместитель председателя Краевого суда

131

flfl^fiypr n своем докладе от 5 января 1930 г. писал: "В селах, где проводились судебные процессы и по ним осуждены кулаки, вызы­валось большое общественное внимание. Каждый процесс сопро­вождался разъяснением политических задач в связи с хлебозаго­товками и специальными докладами. Были случаи, когда после та­кого процесса крестьяне в 2 часа ночи уже стали приходить в коо­ператив разбирать мешки, и к утру ни одного мешка не остава­лось, и потянулись подводы с хлебом. Если бы там было побольше судебных процессов, план заготовок был бы выполнен в гораздо большей степени..."5.

Особенно жесткую позицию занимали Владивостокский и Чи­тинский окружные суды, получившие высокую оценку на расши­ренном заседании Дальневосточного краевого суда 2 марта 1930 г. за то, что "превратили свои аппараты в подлинные штабы по ру­ководству судебной хлебозаготовительной работой". Проверяю­щий работу Владивостокского окружного суда докладывал: "Не было пока случая смягчения кассационной инстанцией наказания кулакам и зажиточным, но за мягкостью приговоры отменя­лись,.."6.

Однако некоторые суды, в том числе Амурский окружной, вы­зывали раздражение краевого руководства своей "мягкотелостью", которая выразилась в смягчении или отмене приговоров, вынесен­ных кулакам Народными судами Амурского округа. Энергичные действия по наведению "должного порядка" предпринимал крае­вой прокурор П. Андреев. Так, его возмущала деятельность "тройки" по хлебозаготовкам, созданной в Амурском округе при окрисполкоме и состоявшей из председателя окрисполкома, про­курора и председателя суда. Тройка рассмотрела жалобы крестьян по применению к ним судами ст.61,ч.1 и примерно в 50% случаев приостановила или смягчила действие приговора. Основную про­блему прокурор усматривал не в степени компетентности «тройки», а в том, что "массовость репрессий по 1 ч. 61 ст. УК бы­ла в значительной степени смазана", что "не содействовало хлебо­заготовкам", поэтому, по его мнению, тройку следовало распус­тить7.

132

Вместе с тем действиями Амурского окружного суда были не­довольны не только "верхи", но и "низы". Сельские активы опро­тестовывали его решения. В деревне Васильевка Александровского района после отмены приговора выездной сессии Народного суда зажиточному крестьянину Р.В. Жежелю^сельсовет собрал бедняц-кое собрание, которое вынесло резолюцию: "Решение Окрсуда "признать неверным, Жежеля Р. отдать суду вторично, о чем возбу­дить ходатайство перед соответствующими органами". В селе Тар-богай Александровского района в аналогичной ситуации общее^ собрание бедняков, батраков и середняков оценило решение Ок­рсуда какполитически близорукое и обращалось с просьбой к Ок-рисполкому о вмешательстве в дело. Руководство Дальневосточ­ного краевого суда оказало давление на Амурский окрсуд и в свою очередь отменило смягченные приговоры последнего8. Такое же воздействие оказывалось и на другие "мягкие" суды, некоторые су­дьи за недостаточную жесткость были сняты с работы.

Таким образом, в ходе начавшейся антикулацкой кампании в деревне происходила "подгонка" местного карательного аппарата к новой политике. Итоги такой перестройки председатель Влади­востокского окружного суда Шпигель сразил следующей фразой: "Судьи, у которых на плечах^неТлутГыеголовы, судьи, не страдаю­щие правоуклонистской болезнью — эти судьи директивы партии, директивы Край- и Окрсуда усвоили и работают неплохо"9.

Классическая "политическая" статья 58 УК в самом начале принудительных хлебозаготовок судами широко не применялась. Но приговоры по этой статье были самыми суровыми. Они вклю­чали высшую меру наказания или лишение свободы на длительные сроки (от 3 до 10 лет) с конфискацией имущества. Так, Владиво­стокский окружной суд с начала хлебозаготовительной кампании до 1 января 1930 г. по ст.58 осудил 19 человек, которые по своему социальному статусу были распределены следующим образом: 13 кулаков, 3 зажиточных, 2 середняка и 1 бедняк-подкулачник. Из них двое были приговорены к расстрелу с конфискацией всего имущества, 7 человек — к 10 годам лишения свободы со строгой изоляцией, по одному человеку — к 8, 7 и 4 годам, 5 человек — к 5

133

годам, 2 человека — к 3 годам. У шести приговоренных к лишению свободы было конфисковано все имущество10.

По мере расширения принудительных методов в аграрной по­литике число осужденных по 58 ст. стало расти. В 1928 г. всеми су­дами края за "контрреволюционные" преступления (включая контрреволюционную агитацию и антиколхозный террор, — убийства и избиения колхозных активистов, партийных и совет­ских работников, поджоги .и т.п^ было осуждено 12 человек. В

1929 и первые три месяца 1930 г. через кассационную инстанцию Краевого суда по ст.58-8 и 58-10 УК прошло 71 дело с осуждением 235 чел.11

Увеличение числа осужденных по ст.58 в 1930 г. было связано с реальным возрастанием сопротивления дальневосточного кресть­янства новым методам советской аграрной политики вплоть до вооруженных восстании в ряде округов края. В это время участи­лись случаи нападения па колхозных активистов и функционеров. Показательны сведения о поджогах, наносивших большой урон сельскохозяйственному производству. Если за весь 1929 г. по краю было отмечено 29 случаев поджогов, направленных, главным об­разом, против имущества отдельных лиц, то только за 10 месяцев

1930 г. произошло 68 пожаров, из которых в 53 случаях пострада­ло колхозное имущество. Кроме разрушенных во время пожаров строений и погибших животных, по данным ОГПУ, было ликви­дировано 3525 пудов овса, 2275 пудов пшеницы, 500 пудов муки, 7200 пудов сена и другой сельскохозяйственной продукции. К но­ябрю 1930 г. сотрудники ОГПУ установили виновников 23-х из 68 вышеупомянутых пожаров. Среди 51 поджигателя 47 человек были определены как кулаки и 4 — как середняки. Подводя итоги этим материалам, полномочный представитель ОГПУ по ДВК Дерибас в своей докладной записке от 16 ноября 1930 г. резюмировал: "Поскольку прокуратура и суды иногда бывают склонны рассмат­ривать поджоги как деяния уголовного порядка, указать им на то политическое значение, которое имеют поджоги, с тем, чтобы ви­новников привлекать к ответственности как за совершение террак-та... Ввести в практику показательные суды с опубликованием приговоров в районной и краевой прессе"1^

Нет сомнения, что в подобном ключе рассматривались и дру­гие преступления на селе. ^ JOWzQ^PJ&Uf *

Таковы итоги судебных репрессий первого года принудитель­ной хлебозаготовительной кампании на Дальнем Востоке, которые были па короткое время приостановлены известной резолюцией "Об искривлениях и тР^^^^]Щ^ T!?JV^ гИс-

f равл¥нйё^искрЖлённои линии партии обошлось государству не только в определенную политическую, но и в немалую материаль­ную цену. Из резервного фонда СНК РСФСР на основании поста­новления СНК от 9 апреля 1930 г. было отпущено 100 тыс. руб. на командировочные расходы работникам прокуратур разного уров­ня, которым вменялось в обязанность "ликвидировать и исправить перегибы, допущенные местными органами власти при коллекти­визации сельского хозяйства и ликвидации кулачества". Дальнево­сточная прокуратура запросила на эти цели 4350 рублей, сумму, которую и решено было выделить ей постановлением заседания Президиума Далькрайисполкома от 28 апреля 1930 г.13

Посланная в ДВК комиссия Наркомюста по обследованию ор­ганов юстиции края выявила, что "судебные органы во многих случаях допустили грубейшие ошибки, сводящиеся к применению строжайших судебных репрессий против середняка, а подчас и бедняка... Серьезные отклонения от правильной политики допу­щены в контрреволюционных делах; в отдельных случаях бытовые преступления и хулиганства квалифицировались как контррево­люционные преступления; отдельные выступления середняков и бедняков, критикующих деятельность представителей власти, рас­ценивались как контрреволюционная агитация, и обвиняемые подвергались суровым репрессиям. Дела эти во многих случаях слушались в закрытых заседаниях без вызова свидетелей, и суд ог­раничивался лишь опросом обвиняемого..."14. Эта оценка является чрезвычайно показательной, поскольку ее с полным основанием можно применить ко всему периоду массовых политических ре­прессий 30-х годов, заменив лишь уточнение "в отдельных случа­ях" выражением "как правило". Таким образом, государство в пе­риод коротких приступов саморазоблачения, когда того требовала

135

конъюнктура, сбрасывало идеологическую маску и показывало, что оно вполне адекватно оценивает свои действия.

Специальные выезды на места с проверкой совершали и ра­ботники крайпрокуратуры. £тгдд^^ ^яга^

"исгшаш^^ письме от 3 мая 1930

г. в комфракцию крайисполкома он писал: "Материалами провер­ки работниками крайпрокуратуры, информацией, получаемой из округов, жалобами и заявлениями, поступающими в крайлрокура-туру, подтверждается, что нарушения революционной законности на местах, искривления директив партии и правительства, искрив­ления классовой линии и перегибы есть явление массовое". Там же он отмечал, что краевая прокуратура считает необходимым по­вторить проверку всех звеньев советско-кооперативного аппарата. По линии прокуратуры с данными полномочиями направлялись: в Читинский округ     заместитель прокурора Бородин, в Сретен­ский — помощник прокурора Звиргздин, во Владивостокский — старший помощник прокурора Зайцев. Однако краевой прокурор-ско-следственный аппарат в связи с большим объемом'работы был не в состоянии полностью охватить его, поэтому прокурор просил выделить для этих целей специальных работников из состава пре­зидиума окр- и райисполкомов с тем, чтобы закончить проверку 20 мая 1930 г. Перечень вопросов прокурорской перепроверки, пред­ложенный Андреевым, по сути является перечнем основных на­правлений репрессий в деревне, проведенных в 1929/30 хозяйствен­ном году: по посевной кампании, по коллективизации, по ликви­дации кулачества как класса, по контрактации, по хлебозаготов­кам в связи с жалобами середняков и бедняков, по отобранию церквей, по переобложению середняков и мелких кустарей инди­видуальными налогами (в связи с жалобами), по восстановлению рынка, по лишению избирательных прав15.

Следуя циркуляру Верховного Суда от 29 апреля 1930 г., даль­невосточные суды приступили к "исправлению перегибов". К 10 июля 1930 г. ими были пересмотрены дела по ст.61 и 107 УК на 701 человек (середняков). Из них приговоры в отношении 554 человек были отменены. Что касается кулаков, то для них наказание не от­

136

менялось, но в 147 случаях явно неадекватных приговоров они бы-пИ лишь смягчены16.

Отступление в принудительной аграрной кампании было вре­менным, и осенью 1930 г. начался новый этап форсированной кол­лективизации и ликвидации кулачества, в которой насильственные методы продолжали играть решающую роль.

Таким образом, для Дальневосточного края, пропустившего этап военного коммунизма, судебная практика периода хлебозаго­товительной кампании 1929/30 г. (наряду с внесудебными акциями) стала первым опытом массовой антинародной репрессивной поли­тики, пробой карательных возможностей государства в регионе, позже других прошедших советизацию. Краевой, окружные и на­родные суды Дальневосточного края показали свою достаточную лояльность центральному руководству, внушаемость приказам -сверху" и "ги^^

jппичccжw>jШШ»ш^ШM4^ Попытки некоторых местных судебно-чследственных аппаратов рассматривать дела независимо от прика­зов вышестоящих органов были быстро пресечены краевым руко­водством. И хотя массовость и жестокость судебио-карательных мероприятий в 1929/1930 г. еще только разворачивались, тем не менее опыт этого года безусловно лег в основу дальнейшего разви­тия советской репрессивной политики на Дальнем Востоке. ^

1 РГИА ДВ. Ф.Р-2413. Оп. 4. Д. 1671. Л. 66. /   ^       ^^^f^J/J^ '

2 Там же. Л. 68, 68-а. ^" ^ (]UK

3 Там же. Л. 3. ^И&£ «9* * Там же. Л. 68, 76.                                                 I* '       , J 0 ^ ^ ^

5 Там же. Л. 14. /      <if  7*    С ££ ?

6 Там же. Л. 13. К   ^ 4i\llZ

7 Там же. Л. 35.

8 Там же. Л. 36, 66.

9 Там же. Л. 12.

10 Там же. Л. 6. "Там же. Л. 233.

12 РГИА ДВ. Ф.Р-2413. Оп. 2. Д. 399. Л. 390-393.

13 РГИА ДВ. Ф.Р-2413. Оп. 2. Д. 334. Л. 25, 23.

14 РГИА ДВ. Ф.Р-2413. Оп. 4. Д. 1671. Д. 188, 189.

15 РГИА ДВ. Ф.Р-2413. Оп. 2. Д. 334. Л. 44-45.

16 РГИА ДВ. Ф.Р-2413. Оп. 4. Д. 1671. Л. 445.

137

В.Н. Карамаи Владивосток

РАСКУЛАЧИВАНИЕ ПРИМОРСКОЙ ДЕРЕВНИ

КАК ОДИН ИЗ ВИДОВ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ

( По материалам одного архивного дела)

Тема политических репрессий относительно новая в историче­ской науке, и поэтому многие вопросы в ней остаются открытыми. Открытым остается, в частности, вопрос коллективизации в кон­тексте политических репрессий. Прежде всего надо определиться с термином "политическая репрессия", под которым мы понимаем ликвидацию (политическую, экономическую, физическую) челове­ка или группы лиц по каким-либо признакам (политическим, эко­номическим, религиозным, национальным или политическим).

В 1929 году Коммунистическая партия и Советское правитель­ство объявили о ликвидации нового класса — кулачества: "...нынешняя политика партии в деревне есть не продолжение ста­рой политики, а поворот от старой политики ограничения (и вы­теснения) капиталистических элементов деревни к новой политике ликвидации кулачества как класса"1.

Принадлежность к кулацкому хозяйству и меры борьбы с ним были определены Постановлением ВЦИК и СНК СССР "О меро­приятиях по укреплению социалистического переустройства сель­ского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством" от 1 февраля 1930 года. Экономическая ликвидация кулачества была осуществлена в административном порядке. Здесь любопытен следующий документ. Это Приказ Объединенного Го­сударственного Политического Управления № 4421 от 2 февраля 1930 года: "...мероприятия ОГПУ должны развернуться по двум основным линиям:

1) Немедленная ликвидация контрреволюционного кулацкого актива, особенно кадров действующих контрреволюционных и повстанческих организаций, группировок и наиболее злостных, махровых одиночек. (Первая категория).

138

2) Массовое выселение (в первую очередь из районов сплош­ной коллективизации и погранполосы) наиболее богатых кулаков (бывших помещиков, полупомещиков, местных кулацких автори­тетов и всего кулацкого кадра, из которого формируется контрре­волюционный актив, кулацкого антисоветского актива церковни­ков и сектантов) и их семейств в отдаленные северные районы СССР и конфискация их имущества. (Вторая категория)"2.

Фактически решением Советского государства ликвидации подлежали хозяйства, имевшие экономическую самостоятельность, на смену которым должна была прийти более зависимая и, следо­вательно, более управляемая колхозно-совхозная система.

В Государственном архиве Приморского края хранится мно­жество дел по кулакам и лишенцам. Мы возьмем одно из них — наиболее, с нашей точки зрения, информативное. Это дело о жало­бе на необоснованное причисление к числу кулаков и лишение из­бирательных прав крестьян Кузьменко, братьев Филиппа и Алек­сандра Спиридоновичей из села Хмыловка Буденновского (Партизанского) района Прнм9^^^^^^^3Ш^как и большин­ство жителей Приморского края, выходцы из Украины, но в крае осели давно. Дело состоит в основном из показаний крестьян с. Хмыловка, часть из которых говорит, что хозяйство братьев Кузьменко являлось кулацким, другая же часть доказывает, что оно таковым не являлось. По этим показаниям можно восстано­вить относительно полную картину раскулачивания приморской деревни. Обобщив имеющиеся в деле данные, мы выделим сле­дующее.

Во-первых, до революции это было довольно мощное, много­укладное семейное хозяйство. "В период с 1908 по 1916 год семья Кузьменко имеда свода ^ "...с 1908 по 1918

год имедц,щ§ственн^ю^ цая»У.?^Ш8М^Л2ШХ~р^^хаяш С 1916 г. по 1918 год имели щпн^ц^^

с доходом от продажи угля до 4000 руб. в mgu t

Во-вторых, после революции это хозяйство не разорилось, а наоборот, окрепло. "В период с 1922 года хозяйство семьи Кузь­менко выделялось своей мощностью на все село. Все время до кол­

139

лективизации имели сельскохозяйственные машины (сенокосилки на комп^

пасеку - до 300 шт. дупляншс^м^^ а'

"не менее 20 голов. Сенокосилку, веялку и кЪнцый^ л^ w плату... В 1929-30 году зй

*Т^ацкйе признаюГв прошлом (разрядка моя. — Авт.) и за сда­чу в аренду под лавку Кузьменко Ф. С. был обложен в индивиду-^ альном порядке сельскохозяйственным налогом в сумме 457 руб."5

С образованием колхозной системы хозяйство Кузьменко бы­ло распылено и перестало существовать как самостоятельная эко-* номическая единица, "...перед вступлением в колхоз Филипп пе­решел в свой дом и разделился с семьей. При вступлении в колхоз он часть имущества разбазарил (продал амбар и коня, затем обя­зали его возвратить коня, и он вернул из пос. Краково, распродал и укрыл от обобществления большую часть рогатого скота..."6. Работа в колхозе была уже иной, чем в своем хозяйстве, так как была подконтрольна государству, и попытка выйти из-под этого контроля пресекалась и влекла за собой исключение из колхоза.

Что же касается личной судьбы самих братьев Кузьменко, то наличие крепкого хозяйства до коллективизации определило их судьбу, хотя и более счастливую, чем их раскулаченного брата Ва­силия. И вот постановление РИКа: "...на основании имеющихся материалов считать хозяйство Кузьменко Филиппа Спиридонови-ча и Александра Спиридоновича кулацким, лишить их и членов их семьи избирательных прав по признакам: систематическое приме­нение наемной рабочей силы в своем хозяйстве до 1929 года. На­личие собственной торговли до 1916г., нетрудовой доход от сдачи в аренду орудий лова, сельхозмашин и построек под частную тор­говлю"7.

Теперь, используя данные, имеющиеся в деле, попытаемся вос­становить экономическую картину этого крестьянского хозяйства.

Прежде всего отметим, что оно имело особенности, характер­ные для крестьянских хозяйств Приморского края.

Во-первых, это разноплановость (многоукладность, распылен­ность) сфер приложения труда и капитала, то есть хозяйство нельзя

140

г1звать специализированным животноводческим или растение-в0дческим и даже, возможно, сугубо сельскохозяйственным.

Отметим, что вопрос о том, являлось ли хозяйство Филиппа и Александра к 1929 году, т.е. к началу коллективизации, кулацким, остается неясным, так как показания об их имуществе, особенно после раздела, явно зависят от личных симпатий и антипатий. Ис­пользование наемной рабочей силы братьями Филиппом и Алек­сандром, скорее всего, не имело места, хотя это только предполо­жение, так как данные по этому вопросу неполные.

Здесь же любопытно отметить биографические сведения о бпатьях. Филипп был красным партизаном, а Александр — предеедатсшом ашшашскаш сальсовггеиНо этот факт жители села в своих показаниях представляют, опять же, исходя из личных! симпатий и антипатий. Вот несколько примеров: "...в партизан-! ском отряде он никаком не был, был он только, прикрываясь зва-| нием партизана, с шайкой Дубоделовых, Колодезных и некоего! бандита Васильева.., а в боях с белыми он не принимал никакого | участия"8; "...во время партизанского движения Кузьменко Ф.С.1 отсиживался на своей пасеке. Сейчас многие с с. Хмыловки воз-| мущаются тем, что он незаконно получил партизанский билет..,"9;| "...on (Кузьмсико Ф. — Авт.) действительно партизан 4-го ОльгинЧ ского отряда... за время партизанства много участвовал в боях с| белыми бандами Колчака, Смирнова, с интервентами-японцами! американцами. Вступил в отряд тов. Кузьменко в 1919 по 1920 год| март месяц"10.' *

Не лишним будет отметить братьев Кузьменко как хозяйст­венников. Вот показания сельского учителя: "...с его стороны было сделано для школы — заготовлено дров на 35 и 36 учебный год, лес для парт, столов. Школьное здание, в котором сейчас школа, бывшая фанза, и несмотря на это все же мы имеем школьное снаб­жение при нем более сносное... сейчас этого совершенно нет и при­ходится сидеть без ничего"11.

А вот постановление Буденновского РИКа: "...6) Вместо того чтобы потребовать уплатить в установленный срок денежных пла­тежей с единоличников и колхозников, Кузьменко для того, чтобы Рапортовать, вносил за них собственные, а также сельсоветовские

141

деньги, и затем уже постепенно собирал эти платежи с единолич­ников и колхозников для погашения их задолженности..."12.

Решением РИКа от 2 декабря 1935 года хозяйство братьев Кузьменко было признано кулацким, а они сами лишены избира­тельных прав. А так как наказание это являлось одним из видов политических репрессий, то лишенный прав становился человеком вне закона, на которого не распространялись социальные гаран­тии. Здесь же не лишним будет отметить, что пребывание в колхозе мало чем отличалось от положения человека, пораженного в пра­вах, так как колхозник также не имел никаких прав, кроме избира­тельных, и хотя в колхозе он формально являлся свободным, но все wp П?йЖГС^*MffliftM fihlвесьма.условно,так как паспорта не имел.

хэратья подали апелляцию b151^ полком. Решением облисполкома они были восстановлены в пра­вах, причем это решение было принято, несмотря на решение ВЦИК об отказе в востановлении в правах. Особенно же примеча-г телен факт, что облисполком не посчитался с мнением ВЦИК — ведь это уже 1936 год, когда политические репрессии коснулись уже не рядовых партизан и красноармейцев, а бывших основателей и руководителей Коммунистической партии и Советского государ­ства. Для того чтобы ответить на этот вопрос, а также на вопрос о дальнейшей судьбе крестьян Кузьменко (не только Филиппа и Александра, но и раскулаченного собственным братом Василия)13, необходимо расширить рамки одного документа. Но поскольку мы взяли для анализа коллективизации и раскулачивания в кон­тексте политических репрессий только одно дело, можем только констатировать тот факт, что Филипп и Александр, в отличие от своего старшего брата Василия, были восстановлены в правах. Вот извлечения из четырех документов о лишении избирательных прав и их восстановлении: "Выписка из протокола № 48/49 заседания от 10/VII 1936 г. Президиума Всероссийского Центрального Испол­нительного Комитета. Постановление президиума Приморского Областного Исполнительного Комитета РК и КД № 295 от 3 авгу­ста 1936 г.: "...ПОСТАНОВИЛИ: Ввиду того, что по представлен­ным документам кулацкие признаки хозяйства гр. Кузьменко Ф.С. и А.С. опровергаются, исключить... из списков лиц, лишенных из­

142

бирательных прав, как неправильно включенных"14. Выписка из протокола заседания Президиума РИКа от 19/VIII-36: " ПОСТАНОВИЛИ: ...просить Президиум Облисполкома пере­смотреть свое решение от 3/VIII-36 г. о восстановлении Кузьменко ф.М. (так в документе. — Авт.) в избирательных правах"15. По­становление Президиума Областного Исполнительного Комитета Совета РК и КД № 506 от 1 декабря 1936 г.: "...ПОСТАНОВИЛИ: Ввиду того, что Буденновским райисполкомом никаких новых ма­териалов к протесту о кулацких признаках хозяйства... не пред­ставлено, — протест считать необоснованным, подтвердить реше­ние от 3-го августа 1936 г."16

В заключение, говоря о раскулачивании, надо отметить, что политические репрессии против крестьянства имели свои особен­ности, отличающие их от репрессий против других слоев общества. В частности это:

— во-первых, крестьяне лишались своей экономической осно­вы (земли); /"

—   ВО-ВТОрЫХ,   ппнн-а-яуугп   цтппиппт ит тп   татуг   крестьяниша* ^

колхозника. Юридически это закреплялось отсутствием паспортов;

— в третьих, крестьяне вычеркивались из политической жизни, будучи лишены экономической независимости (отсутствие права частной собственности на землю и результаты своего труда).

Применительно к рассматриваемому нами делу выделим сле­дующее.

1. Крупное семейное хозяйство, вследствие политического ог­раничения кулачества (крестьянства), было разделено на три ма­леньких — Василия, Филиппа и Александра). При этом мы оста­вим за рамками вопрос о том, какова была в этом доля государст­венной политики, а какова — общеэкономической тенденции к дроблению семейного хозяйства, характерное и для дореволюци­онной деревни.

2. При коллективизации и раскулачивании хозяйство Василия Кузьменко было ликвидировано, как самостоятельная экономиче­ская единица, в 1932 году. Политические репрессии коснулись это­го хозяйства и их владельца следующим образом: 1) Лишение

■

!43

(конфискация) имущества; 2) Лишение избирательных (полити­ческих) прав; 3) Высылка из родных мест.

3. В 1935 году хозяйства Филиппа и Александра растворились в колхозном (своеобразная национализация), хотя эксплуататор­ская (мелкобуржуазная) сущность единоличных хозяйств так и не была убедительно доказана. Отметим, что насильственное пре­вращение единоличных хозяйств в колхозное надо рассматривать тоже как один из видов политических репрессий, так как крестьян лишали имущества и политических свобод.

Отвечая на поставленные нами вопросы о коллективизации и раскулачивании как одного из видов политических репрессий, мы скажем следующее:

1. Экономической мерой Советского правительства при лик­видации кулачества (крестьянства) была конфискация имущества, а также через околхозиванис, конфискацию прав па произведен­ную продукцию (план хлебозаготовок, трудодни).

2. Политической мерой было лишение избирательных прав (кулаков), паспорта (колхозников).

3. Экономические и политические меры, предпринятые против крестьянства, понизили социальный статус крестьянства до людей второго сорта.

4. Полная экономическая победа большевиков в том, что весь разговор при раскулачивании сводился к тому, чтобы доказать, являлось ли хозяйство кулацким или нет, а также, был ли крестья­нин в партизанах или нет, а не в необходимости и обоснованности ликвидации кулачества. Создается впечатление, что в необходимо­сти раскулачивания был убежден и сам крестьянин, В частности Василия, как уже упоминалось, раскулачил собственный брат.

Суммируя все вышеизложенное, мы получим следующую кар­тину: до революции большая семья имела свое хозяйство, дававшее ей все необходимое для гРП?Ш"™а<т "п"пп |Ш P7i?iaBHflg;-Pe-

так как политика продразверстки не коснулась приморской дерев­ни. Но последующая политика ограничения крестьянства раздели­ла ранее единое хозяйство, а при коллективизации либо раствори­ла эти хозяйства в колхозном (хозяйство Филиппа и Александра),

144

либо выкинула его прежнего хозяина (хозяйство Василия) за нена­добностью.

1 Сталин И.Б. К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса // Сталин И. В. Вопросы ленинизма. М.: Политиздат, 1939. С. 292

2 ЦГАНХ СССР. Ф. 9414. On. 1. Д. 1944. Л. 17-25. Заверенная копия. Цит. по изд.: Неизвестная Россия. XX век. М.: Историческое наследие, 1992 С 138,245.

3 ГАПК. Ф. 25. Он. 3. Д. 89. Л. 16.

4 Там же. С. 9.

> Там же. С. 16.

6 Там же. С. 28.

7 Там же. С. 8.

8 Там же. С. 18. ^ Там же. С. 12. ю Там же. С. 40.

11 Там же. С. 46.,

12 Там же. С. 10.

13 Там же. С. 87 (оборот), ч Там же. С. 95.

•5 Там же. С. 100. 16 Там же. С. 102.

Н.А. Шабельникова, к. и.н.

Владивосток

ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ В АРМИИ

В настоящее время в исторических исследованиях поднимается долгое время бывший запрещенным вопрос о причинах катастро­фы первых месяцев войны. По мнению ряда исследователей, вся ответственность за военные поражения СССР в 1941 г. лежит на Руководстве партии и прежде всего на И.В. Сталине.

145

Эту ответственность составляют следующие аспекты:

1) полностью не соответствовавшие ситуации военные концеп-] ции;

2) г л o6aj 1 ьная ^ijj'^, д i^c iQiiLJ2i1 г.;                                                   ВЧ'? й'Аргь^

3) непоследовательная и^отстающая политик облеюги воо-1 ^ужений;

4) глубокая дезорганизация командного и рядового состава] вследствие чисток 1937-1938 гг. и др.

Массовые политические репрессии 30-х годов были проявлении J ем сталинского террора и вели к ослаблению обороноспособности! СССР.

Потери высших военных кадров во время репрессий 1937-1939^ гг. составили значительно большее количество жертв, чем потери за четыре года Великой Отечественной войны. Например, во время репрессий из пяти «маршалов погибли три, а во время Великой Отечественной войны из 13 маршалов не погиб ни один. Во время репрессий из 14 командармов расстреляны 13, во время войны no-:j гибли трое: И.Р. Аппанасенко, Н.Ф. Ватутин, И.Д. Черняховский, t

"Дело военных" — так называла мировая печать судебный^ процесс над военачальниками Красной Армии, проходивший в| Москве летом 1937 г. Массовые репрессии в армии накануне вто­рой мировой войны нанесли огромный ущерб советским Воору­женным Силам, всей обороноспособности Советского государства.

Репрессии в армии (как и в стране) начались с середины 20-х j годов. Была проведена чистка командного состава и политических] работников, подозреваемых в сочувствии к троцкистской оппози­ции. Спустя несколько лет, в конце 20-х — начале 30-х гг. были осуществлены мероприятия по чистке РККА от бывших офицеров^ старой армии. Дело не ограничивалось только увольнением их из Вооруженных Сил. По фальсифицированным обвинениям были-сфабрикованы дела о заговоре бывших офицеров. По ним было) осуждено более трех тысяч командиров Красной Армии. А всего за 20-е годы и первую половину 30-х было уволено из армии 47 тыся^ человек1.

146

Со второй половины 1936 года вновь возобновились аресты командного состава Красной Армии. Во второй половине 30-х го­лов органы НКВД "раскрыли" так называемую "антисоветскую троцкистскую военную организацию". По этому процессу прохо­дили М.Н. Тухачевский, Н.Э. Якир, И.П. Уборевич и другие круп­ные военачальники Красной Армии.

В чем причины расширения масштабов репрессий? Внутрипо­литическая обстановка в стране во второй половине 30-х годов, обострение и расширение репрессий вызвали у Сталина опреде­ленные опасения в отношении позиции крупных военачальников, авторитет которых в народе и армии был очень высоким еще со времен гражданской войны. Их глубокий профессионализм, неза­висимость в суждениях, открытая критика выдвиженцев И.В. Ста­лина — К.Е. Ворошилова, СМ. Буденного, Г.И. Кулика, Е.А. Ща-денко и других, не понимавших необходимости создания совре­менной армии, — вызывали раздражение, подозрительность и оп­ределенные опасения, что армия может проявить колебания в под­держке проводимого им курса.

Отсюда стремление убрать изармии всех колеблющихся, всех, кто вызывал у И.В. Сталина и его ближайшего окружения хоть малейшее сомнение.

С ведома и разрешения И.В. Сталина органы НКВД по отно­шению к арестованным широко применяли физические меры воз­действия, шантаж, провокации и обман, в результате чего добива­лись ложных показаний о "преступной деятельности" многих лю­дей, находившихся на свободе.

В настоящее время достоянием гласности стал текст шифро­ванной телеграммы, направленной секретарям обкомов, крайко­мов, ЦК национальных компартий, наркомам внутренних дел, на­чальникам Управлений НКВД от 10 января 1939 года. В этом до­кументе дается разъяснение ЦК ВКП(б) о том, что применение фи­зического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б) и что в дальнейшем метод физиче­ского воздействия должен обязательно применяться... как совер­шенно правильный и целесообразный метод2.

147

Всего в этот период было арестовано и осуждено Военной кол­легией Верховного Суда СССР 408 человек руководящего и на­чальствующего состава РККА и ВМФ, 386 из них являлись члена­ми партии. К высшей мере — расстрелу — был приговорен 401 че­ловек, 7 — к различным срокам исправительно-трудовых лагерей3.

Определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 31 января 1957 года приговор в отношении М.Н. Тухачевского, А.И. Корка, И.Э. Якира, И.П. Уборевича, В.К. Путны, Р.П. Эйдемана, В.М. Примакова и Б.М. Фельдмана отменен и уголовное дело пре­кращено за отсутствием в их действиях состава преступления. Ре­шением Комитета партийного контроля при ЦК КПСС от 27 фев­раля 1957 года они были восстановлены в партии. В 50-60-е годы были реабилитированы и другие из 408 военных, осужденных по делу так называемой "антисоветской троцкистской военной орга­низации"4.

Репрессии затронули не только самые верхние эшелоны армии, но практически весь ее офицерский корпус. Только в 1936-1938 гг. они лишили Красную Армию примерно 40 тыс. командиров, в том числе примерно половины командиров полков. Репрессии не пре­кратились и после 1938 г. Аресты и казни происходили и в 1939-1940 гг., и в предвоенные месяцы 1941 г., и в первые месяцы войны. В итоге к лету 1941 г. около 75% командиров полков и дивизий в нашей армии занимали свои должности менее года. Общее число офицеров с высшим военным образованием в Вооруженных Силах СССР снизилось в 1936-1940 гг. в 2 раза5.

Накануне войны у нас в стране закономерным явлением стало выявление шпионско-диверсионных террористических организа­ций. О том, что нередко происходила фабрикация дел, свидетель­ствуют архивно-следственные документы и материалы проверок по Приморскому краю.

i- Так, например, в заключении по архивно-следственному делу N 913328 говорится о том, что в конце 1937 года и январе — марте 1938 года Особыми отделами Приморской группы войск ОКДВА Зыла арестована группа военных.

В указанное время по этому делу были арестованы бывший начальник политотдела 105 стрелковой дивизии, полковой комис-

148

cap ^Щ^щы^Николай Германович; помощник командира 2-й от­дельной механизированной бригады по хозяйственной части, ин­тендант 2 ранга Ур,(?£дьСтанислав Иванович; бывший начальник штаба 26 отдельного танкового батальона, ст. лейтенант Щтрек-кср^Леопольд Константинович; бывший начальник боепитания^ механизированной бригады, воентехник 1 ранга Шиндлер Андрей Григорьевич; бывший командир 187 артполка, майор Коноплев Николай Михайлович; бывший командир моторизированного ба­тальона 2-й отдельной мехбригады, капитан Широчкин Василий Матвеевич и "ГУ^"° |р"агп ппУут %гп" арестовано 56 человек.

Предварительным следствием всем лицам, привлеченным по этому делу, вменялось в вину то, что они являлись участниками немецко-фашистской повстанческой шпионско-диверсионной тер­рористической организации, руководимой немецким консульством в городе Владивостоке, и занимались шпионажем и вредительст­вом.

Данная организация якобы объединяла завербованных в раз­ное время германской разведкой лиц, проникших на командные должности в части Советской Армии, значительную часть рядово­го состава немецкой национальности и некоторых гражданских лиц; возглавлялась она бывшим начальником политотдела 105 СД Шульцем, бывшим помощником командира 2-й мехбригады Урбе-лем, бывшим командиром 187 артполка Коноплевым и другими офицерами, арестованными по этому делу.

Обвиняемые Функ Даниил Иванович, Фаст Яков Иванович, Швейк Эдмунд Адамович, Зевальд Александр Иосифович, Энгель Давид Иванович, Донис Эдуард Эдуардович, Шнайд.Андрей Ива­нович,.Ган Константин Адольфович, Аман Яков Павлович, Соро­кин Константин Федорович, Арестов Константин Степанович, Нахбауэр Антон Никодимович в июле и сентябре 1938 года Осо­бым совещанием при НКВД СССР за контрреволюционную дея­тельность были осуждены к 10 годам исправительно-трудовых ла­герей каждый.

На руководителей организации, т.е. Шульца Николая Герма­новича, Урбеля Станислава Ивановича, Шиндлера Андрея Гри­горьевича, Луха Оскара Михайловича, Коноплева Николая Ми­

149

хайловича, Широчкина Василия Матвеевича%_Гл ока Адама Мат­веевича и Штреккера Леопольда Константиновича по решению Особого совещания материалы из этого дела были выделены в от­дельное производство.

Остальные 36 обвиняемых на основании постановления НКВД СССР от 28 августа 1938 г. были расстреляны.

. В 1941 году по данному архивно-следственному делу Особым ['отделом 1 ОКА производилась дополнительная проверка, в ре­зультате которой было установлено, что арест красноармейцев на­ционалов из 171 строительного батальона и села Барано-Оренбурского не имел никакой связи с арестованными лицами других воинских частей, привлеченных по этому делу.

Арестованные немцы 171 строительного батальона и села Ба­рано-Оренбурского в количестве 30 человек были искусственно увязаны между собой и с группами немцев других воинских частей в одно контрреволюционное формирование - немецко-фашистскую организацию.

Для увязки арестованных немцев 171 строительного батальона и села Барано-Оренбурского с обвиняемыми из других воинских частей по указанию быв^^ При-,

мгруппы, Пенакова, оПв^^Топеруполномоченный этого жеотде! ли Ьблогин, который вел следствие по этим арестованным, искус­ственно провел бывшего начальника политотдела 105 стрелковой дивизии арестованного Щульца Н.Г. как руководителя немецко-фашистской организации.

По данному вопросу обвиняемый Пепаков па очной ставке с Болотиным 8 июля 1939 года показал: "Шульца нужно было прот водить и по группам Болотина, т.е. по Сергеевской и Барано-Оренбурской, для этого я поручил Болотину провести Шульца по показаниям одного из участников немецкой организации из его группы".

Вместе с Болотиным, как было установлено проверкой, по группе немцев 171 строительного батальона и села Барано-Оренбурского следствие вели оперработники Бондарев и Дворкин.

Этими лицами от обвиняемых под действием мер физического воздействия, беспрерывного допроса отбирались заявления о при­

150

знании своей принадлежности к контрреволюционной организа­ции и деятельности в ней, после чего в отсутствие обвиняемых со­ставлялись на них протоколы допросов. Эти протоколы корректи­ровались Болотиным, который самостоятельно вписывал в прото­колы других "участников" немецко-фашистской организации, ко­торых обвиняемые не упоминали.

Для отражения вредительской деятельности по немецкой груп­пе в протоколах допросов обвиняемых были искусственно прове­дены бывший санитарный инструктор 171 строительного батальо­на Сорокин и повар Аристов. Протоколы допросов Сорокина и Аристова были также сфальсифицированы.

В ходе дополнительной проверки в 1940 году были установле­ны и допрошены осужденные по этому делу Функ и Фаст, которые на допросе показали, что о существовании в 171 строительном ба­тальоне антисоветской организации им ничего известно не было и что в ходе предварительного следствия они о принадлежности к немецко-фашистской организации показаний не давали.

О том, что дело на немцев 171 строительного батальона и села Барано-Оренбурского всего на 30 человек — Бухмилера, Адольфа, Штейиборм, Классена, Краузе, Шмидта, Дониса, Бергена, Кноль, Дсрксена, Мессингера, Бодимера^Ц^ще^ Герингера, Шенгальца, Дистергофта, Вибе, Масса, Слабии, Томаса, Берга, Гейзе, Функа, Шнайда, Фаста, Аристова, Сорокина, Энгеля и Эртнера, — было сфальсифицировано, подтверждается показаниями Болотина от 19.07.1939 г., очными ставками между Болотиным и свидетелями Дворкиным от 20.07.1939 г. и'Бондаревым от 28.07.1939 г. и дру­гими документами.

Тогда же, в марте 1941 года, по делу и материалам проверки Особым отделом 1 ОКА было вынесено заключение, в котором предлагалось данное следственное дело направить Главному Во­енному Прокурору для постановки вопроса перед прокуратурой СССР об опротестовании решения Особого совещания НКВД СССР на 30 человек осужденных из 171 строительного батальона и села Барано-Оренбурского.

Из материалов архивно-следственного дела видно, что по за­ключению Особого отдела в отношении указанных выше 30 осуж­

151

денных по линии органов прокуратуры никакого решения принято не было.

Произведенной проверкой по делу в настоящее время установ­лено, что данное дело было сфальсифицировано не только на 30 человек из 171 строительного батальона и села Барано-Оренбурского, но и на остальных 26 человек, привлеченных по де­лу из других воинских частей.

В 1957 г. военный трибунал ДВО на основании протеста Даль­невосточного военного прокурора отменил постановление НКВД СССР от 28 августа 1938 года в отношении Кноль Г.Г., Берга Б.П., Бергена Г.П., Гейзе Г.С., Дерксена И.П., Шмидта К.Х., Вибе А.П., Томаса И.Ф., Кригера Р.Г., Бекзиноль Я.Я., Штелле А.Я., Гельму­та А.Я., Масс Э.М., Штейнборма Я.Ф., Мессингера С.Г., Краузе К.Ф., Классена П.П., Бухмиллера Е.К., Адольфа P.M., Роде Э.А., Шенгальца П.А., Бодимера Г.А., Дистергофта Э.Ф., Эртттщт^Т^т?, Герингера Я.К., Томаса Ф.Ф., Марца М.И., Слабий И.И., Зорге А.А., Ретера И.И., Корба Ф.Г., Остерторга А.А., Эккерта Я.И., Ге-де Ф.П., Дель А.И. и Дзельковского А.Э., а также решения Особо­го Совещания НКВД СССР на Фуика Д.И., Фаста Я.И., Швейка Э.А., Зевальда А.И., Эшель Д.И., Дониса Э.Э., Шнайда А.И. и Га­на К.А. от 27 июля 1938 года и Амана Я.П., Сорокина К.Ф., Аре-стова К, С. и Нахбауэра А.Н. от 9 сентября 1938 года и прекратил дела на всех этих лиц за отсутствием состава преступления.

Данное дело является лишь маленькой частичкой в общем ме­ханизме репрессий в армии. Главным последствием чисток 30-х го­дов была значительная дезорганизация командного состава РККА. Место уничтоженных репрессиями опытных военачальников заня­ли молодые командиры, под началом которых в первые месяцы войны были поставлены те из "вычищенных", кого освободили из 1 лагерей с тем, чтобы бросить в пекло сражений. В результате на командных должностях в армии зачастую оказывались либо све­жеиспеченные выпускники ускоренных военных школ (к началу ЖЙЩЖЖ? 10% командиров имели высшее военное образование.

год^ либо люди, физически и психологически изломанные. В це- < лом падение кадрового потенциала Красной Армии в итоге массо- |

152

Bbix репрессий явилось ожойи^дадны^ тыШШЛЩепни нашей

. всемирная история: В 24 т. Т. 23. Вторая мировая война / А.Н. Бадак Н Е Воинич, Н.М. Волчек и др. М., 1997. С. 312

2 // Известия ЦК КПСС. 1989. N 3. С. 145.

3 Всемирная история. Т.23. C.3I4.

4 // Известия ЦК КПСС 1989. N 4. С.42-62

з Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было?; Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы М  1989 С 19q " ГАПК Ф. 1588. Д.П. 31495. Л. 6. _

>4.Т. Мапдрик,

K.IUL

Владивосток

ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ

В РЫБНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА В 1929 —1931,1937 — 1938 гг.

Во время гражданской войны и иностранной интервенции на Дальнем Востоке русская частная рыбопромышленность, как из­вестно, была приведена в состояние полного хозяйственного рас­стройства, особенно на Амуре в 1920 г. Находясь в сложных эко­номических условиях, одна группа русских рыбопромышленников объединилась в «Общество рыбопромышленников на Дальнем

Ьострке))^ настороженно относилась к советскб1У^Ш1Я^Гдругая...........*

примкнула к Биржевому Комитету, позднее преобразованному в Приморскую торгово-промышленную палату. Это была либераль­ная часть рыбопромышленников, которая шла на контакты с со­ветскими рыбохозяйственными организациями, участвовала в ра­боте Народного Собрания ДРВ.

Третья группа, в связи с тем, что Дальний Восток в 1918-1922 гг- оказался изолированным от внутренних рынков России, а так­

153

же с прекращением государственных банковских кредитов, стала восстанавливать экономические связи с японскими рыбопромыш­ленными фирмами, получая от них кредит и реализовывая свою рыбопродукцию на зарубежных рынках.

Несмотря на то, что позитивные возможности частного пред­принимательства в рыбнтЗм хозяйстве Дальнего Востока пс были исчерпаны, ^мударщ во~ужё в~конце~20-х годов всталогна путь~егУ ликвидации. С точки зрения сталинизма, дореволюционный хозяй­ственник со своим мировоззрением и знанием производства объек­тивно стоял на пути экономической политики советского государ­ства.

1В конце 20-х годов начались политические судебные процессы и на Дальнем Востоке, где органами ОГПУ было сфабриковано "Дело о вредительстве в рыбной промышленности ДКВ" па базе Дальневосточного государственного рыбопромышленного треста |(ДГРТ). 27 мая 1929 г. первыми были арестованы B.C. Гринер, зав. ^производственным отделом треста, и В.П. Купрессов, помощник "юрисконсульства.

На допросах Купрессов показывал, что якобы еще в 1926 г. в Охотско-Камчатском акционерном обществе (ОКАРО) существо­вало контрреволюционное ядро вредительской организации, в со­став которой вошли Бурыгин, Волков, Кащинский, Свиридов. Они, мол, внедряли вредительские установки на укрепление част­нокапиталистических элементов, но, как показывал Купрессов, по­следняя надежда на реставрацию капиталистической системы хо­зяйства начала угасать с созданием государственных рыбопро­мышленных организаций — ДГРТ, АКО, АСО, Дальгосторга, Центросоюза1.

Он рассказал о целях и задачах "вредительской организации в ОКАРО": создавать затруднения в деятельности госпромышлепио-сти, срывать снабжение промыслов необходимым снаряжением, продовольствием, солью и т.д., активно финансировать частную рыбопромышленность. Политическая платформа — страну при­вести к буржуазно-демократическому строю.

На основе показаний Гринера, Купрессова и Кернера были арестованы Бурыгин, Волков, Габышев (АКО), Колобов, Русанов,

154

13оропов, Кривоборский (Дальрыба), Златкович, Игнатов, Фити-лего, Встовский, Степанов, Тютин, Вологдин, Михайлов (ДГРТ), Державин (ТОН, с), Хрипко, Синкевич, Леонов, Осипов, Файн-бсрг, Алексин (русские рыоопромышленники).

Считалось, что в своей повседневной деятельности пргяммтд. ■■oiSferTCOHiрревшпотшоннбгсГдвижения руководствовались интере-ТШи японского 'ка"пйтШ!аТ"^медлшги работу аппарата ДГРТ и темпы развития советской государственной рыбной промышлен­ности, стремились сократить мощность заводов и промыслов, тем­пы капитального строительства, выполнение производственных программ по лову и добыче крабов, по их обработке и консерви­рованию.

В состав "вредительской организации в ДГРТ" на основе ого­воров во время допросов арестованных включено более 30 чело­век, среди которых были специалисты рыбного хозяйства, крупные рыбопромышленники, руководители рыбохозяйственных пред­приятий, научные работники.

По делу о контрреволюционной деятельности в отрасли были! привлечены и ученые Тихоокеанского института рыбного хозяйст­ва — А.И. Державин, М.П. Сомов, М.А. Пятаков, А.А. Лекастн Колобов, Л.Д. Златкович, Н.Я. Тихомиров, Н.И. Стрекокопытов, К.И. Воронов, В.Н. Кощинский, Т.А. Соболев, И.Г. Закс, ученые-  ' практики А.Я. Шерстобаев, B.C. Стулов, А.А. Гамаюнов, Д.Е Добролюбов, В.Е. Попов и другие.

Обвинительное заключение по «Делу о контрреволюционной вредительской организации в рыбной промышленности и рыбном хозяйстве» было «солидным». Эта организация тесно связывалась следственными органами со «Штабом Дальневосточной контрре­волюционной организации» — «Обществом рыбопромышленни­ков Дальнего Востока», которое еще со времен интервенции, как отмечалось в «Деле», было «сборищем капиталистов, махровых белогвардейцев, членов антисоветских партий и агрессивных японских капиталистов»2.

В «Обвинительном заключении» указывалось, что с советиза­цией края и организацией государственной рыбной промышленно­сти вооруженная борьба сменилась ожесточенной борьбой на эко-

155

комическом фронте, все внимание контрреволюционные элементы направили на расстройство деятельности советской государствен­ной рыбной промышленности путем вредительства, укрепления частнокапиталистической русской и японской промышленности. Частные предприниматели, имевшие постоянные связи с бывшими крупными промышленниками Демби, Люри и другими, ставили своей целью реставрировать существующий строй3.

Отмечалось, что агрессивный капитал в лице концерна «Мицубиси» и фирмы «Ннчиро» ставил целью укрепить свое влия­ние в русских рыбопромысловых водах при непосредственной поддержке японского правительства, концентрируя в крае япон­ских рыбопромышленников через общество «Кумиай», используя русских предпринимателей в качестве подставных лиц для получе­ния на торгах лучших рыбопромысловых участков. В этом им яко­бы помогали контрреволюционные группы, действовавшие в управлении Дальрв1бы, ОКАРО, ДГРТ, АКО, Дальгосторге и в центральных органах рыбной промышленности.

В «Обвинительном заключении» контрреволюционная дея­тельность обвиняемых была расписана по разделам: 1-й. Личный состав контрреволюционной японской организации; 2-й. Построе­ние организации; 3-й. Платформа и тактика; 4-й. Связь контррево­люционной, вредительской и шпионской организации с заграни­цей, шпионаж и финансирование; 5-й. Вредительская деятельность: в планировании, на рыбных промыслах, в консервной промыш­ленности, снабжении промыслов, рабочем вопросе и колонизации промысловых районов, в частном секторе4.

На заседании Коллегии ОГПУ 28 июня 1931 г. по результатам «деятельности контрреволюционной организации в рыбной про­мышленности и рыбном хозяйстве Дальнего Востока» было при­нято постановление:

"Чурюкин А.А., Андреев А.А., Русанов П.А., Файнберг СЛ., Кернер В.Е., Красномовец А.П. были приговорены к высшей мере наказания.

Бурыгин В.Л., Хрипко А.С., Свиридов А.П., Гример В.С„ Миллер П.В., Циммерман И.И„ Редько Б.А., Кривоборскпп В.Я., Алексин А.С./Михайлов Д.Ф., Встовский В.А., Синкевнч Э.И.,

Кириллов Г.Г., Тюнтии М.А. —Д,,£ЙШ1Ш.

сТрел затем был заменен 10:к>iQUftl ЙШЕШХ^Й^Ш^^1^

лагсра^иНГЖ-- —

Волков В.А., Купрессов В.И., Варковецкий В.Я., Благовещен­ский Г.П., Капцмаи Л.С., Фиркович С.А., Филиппов И.И., Пуш-ков П.П. — осуждены на 10 лет ИТЛ.

Полысалов И.П., Номерецкий СМ., Тимофеев И.М., Подгур-ский Е.С, Эмих В.К., Федоров В.А. — осуждены на 5 лет ИТЛ.

Воронов, Сеган, Бурцев, Легаст-Колобов, Правдин, Державин, Сомов, Ковенко, Головнин, Соболев, Златкович, Анкудинов, Ро-зеиблюм, Игнатов, Стулов, Первушин, Шаромбаев, Вологдин, Го-вецкий, Степанов, Стрекокопытов, Кощинский, Шерстобитов, Закс, Добролюбов, Попов — к уголовной ответственности привле­чены не были из-за отсутствия состава преступления"5.

3 апреля 1959 г. Высший трибунал Дальневосточного военного округа рассмотрел на своем заседании постановление Коллегии ОГПУ от 28 июня 1931 г. по названному выше «Делу», приговор отменил и «Дело» на основании ст. 4 и 5 УПК РСФСР производст­вом прекратил за отсутствием состава преступления6.

При знакомстве с документами выясняется, что как таковой вредительской организации в рыбной промышленности края в конце 20-х годов — начале 30-х годов не было. «Дело» было сфор­мировано на основе показаний осужденных, которые служили для следствия «признательными заявлениями».

В 30-е годы окончательно стирается грань между государством и гражданским обществом, все подчиняется тотальному государ­ственному контролю. Наступает период «чрезвычайных мер», уже­сточаются хозяйственное, уголовное законодательство.

5 ноября 1934 г. ЦИК и СНК СССР принимают постановление «Об Особом совещании при Народном Комиссариате внутренних дел СССР», наделив этот орган правом применения внесудебных репрессий к любому гражданину, которого органы НКВД причис­лят к категории общественно опасного лица. Речь шла не о госу­дарственном преступнике или об уже осужденном, а о том, кого работники НКВД по тем или иным причинам признали неблаго­

157

надежным. Ни признаков, пи критериев неблагонадежности зако­нодательством не устанавливалось.

С 1935 г. наступил период политических процессов над «оппозиционерами», партийные организации мобилизовались на выкорчевывание «контрреволюционных гнезд» врагов народа. Возможность открыто выражать свои взгляды фактически отсут­ствовала. Большой вред обществу нанесла политическая формула И. Сталина, высказанная им на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 г. о том, что по мере продвижения к социализму классовая борьба в стране будет обостряться. Это послужило сиг­налом продолжения незаконных массовых репрессий.

Анализируя архивные документы того времени, приходишь к выводу, что кровавая драма 1937-1938 гг. на Дальнем Востоке в рыбной промышленности началась тогда, когда в 1937 г. органы НКВД «обнаружили контрреволюционную эсеровскую японо-террористическую организацию, имевшую связь с ЦК партии со­циал-революционеров в Москве».

На Дальнем Востоке в 1937 г. был "раскрыт" «организационный краевой центр партии эсеров», в состав кото­рого якобы входили И.А. Чаплыгин, В.А. Кузнецов, Я.И. Шмуле-вич.

В действительности «краевой центр партии эсеров» на Даль­нем Востоке органы НКВД создали на базе личной биографии И.А. Чаплыгина, который «с 1905 по 1922 гг. состоял в партии со­циал-революционеров». Чаплыгин был членом ВКП(б) с 1930 г.

Как отмечалось в его «следственно-уголовном деле», он про­водил работу по насаждению дивсрснонио-повстапческпх групп, организовал широкую вредительскую сеть в рыбной промышлен­ности и сам занимался вредительской деятельностью. Чаплыгин обвинялся по ст. 58-1 п."а", 58 - 7,8,9,11 УК РСФСР.

Считалось, что контрреволюционная организация в рыбной промышленности Дальнего Востока состояла из контрреволюци­онных групп, действовавших в АКО, Северо-Приморском госрыб-тресте, в управлении Главвостокрыбпрома, Дальгосрыбтресте, комбинате «Поселок Рыбак».

158

По мнению следствия, конкретно «деятельность» организации бьша направлена на замедление темпов освоения рыбных богатств Дальнего Востока, неправильное размещение капиталовложений и срьш капитального и жилищного строительства, вредительство при строительстве крупных предприятий в отрасли, уничтожение отдельных предприятий, судов, массовый завоз в край антисовет­ского и контрреволюционного элементов, организацию диверси­онных групп для совершения террористических актов, передачу японской разведке материалов об обороне и хозяйственном строи­тельстве в крае.

Аресты проводились широко, репрессиями было охвачено в 1937—1938, гг. 204 чел. — руководители Главвостокрыбпрома, ме­стных рыбных трестов, директора рыбокомбинатов, консервных заводов, судоверфей, а также капитаны транспортных и промы­словых судов, начальники политуправлений, главные инженеры и т.д.7 Приведенная цифра является не окончательной, но она реаль­но показывает, что руководство рыбной отраслью было парализо­вано.

В 1937 г. были признаны следствием «членами контрреволю­ционной организации» И.Н. Наумчик — председатель правления Дальрыбопродукта, A.M. Французов — управляющий Дальрыб-снабом, А.И. Немцов — управляющий Востокрыбсбытом^Д^Д^ Лев — управляющий Приморской областной конторой Дальнево­сточного банка, А.Л. Лузин — управляющий трестом Востокрыб-холод, И.И. Синчук — председатель ЦК Союза рыбников ДВК, И.В. Карапатницкий — управляющий ДГРТ, К.Т. Есин и П.Т. Шичков — зам. управляющего ДГРТ, В.М. Бродский — зам. на­чальника Главвостокрыбпрома, Д.Л. Кесслер — зам. управляюще­го Кработреста, и др.8

Обвинения предъявлены самые разные: восстановление капи­тализма в стране, организация троцкистского подполья, создание нового государства под протекторатом Японии, развал рыбного хозяйства в целом и отдельных предприятий, срыв снабжения ры­бой лагерей НКВД, создание условий для порчи и хранения рыбы и рыбопродукции и т.д. Дополнительно все они были «агентами

159

японских разведорганов и занимались шпионажем в пользу Япо­нии».

Волна арестов распространилась по всем рыбопромысловым районам Дальнего Востока. Так, и^ Камчатку ^г^дние куитппей^-люционной организации приписывалось Дщциовичу Иосифу Александровичу' начальнику Камчатского акционерного fl^ ва. Это был крупный специалист, заслуженный и уважаемый чело­век в стране. В годы гражданской войны он занимал ответствен­ные командные посты в Красной Армии, в 1924—1927 гг. стал председателем Совнаркома Белоруссии, в 1927—1932 гг. — воз­главлял Главсахтрест, в 1934—1937 гг. работал в АКО.

На долгие годы деятельность Адамовича стала квалифициро­ваться как враждебная советскому строю, связанная с «контрреволюционными организациями» на Камчатке в рыбной промышленности и даже с «Камчатским областным центром», ру­ководство которым якобы осуществляли B.C. Орлов, И.А. Адамо­вич, Л.Д. Торопов, А.Р. Крипс-Орловский, Т.Д. Лев, МП. Мель­ников, Степанов. По данным НКВД, особенно «активно действо­вал центр» в 1932—1936 гг., и его цель состояла «...в свержении при помощи Японии Советской власти, вести свою контрреволю­ционную работу в направлении создания таких условий на полу­острове, при которых японскому империализму легче было бы осуществить захват Камчатки. Поэтому в целях расшатывания обороноспособности отдельные члены контрреволюционной ор­ганизации вели шпионскую и диверсионную работу»9.

Органы НКВД «раскрыли и действующую на Камчатке вреди­тельскую организацию в АКО и ее группы на рыбокомбинатах по­луострова». Деятельность организации также связали с именем Адамовича как «руководителя».

Общее обвинение состояло в том, что «...в задачу организации входили подрыв хозяйственной мощи Советского Союза на Даль­нем Востоке через систему организационного вредительства на всех участках системы АКО, вывод из строя отдельных промыш­ленных предприятий. Адамовичем в целях успешного проведения подрывной работы на большинстве рыбокомбинатов Камчатки были поставлены свои люди. Этим лицам были даны совершенно

160

.0пкретные задания по срыву капитального строительства, порче о^0рудования, выводу из строя отдельных механизмов»10.

В добавление к этому руководству «вредительской организа­ции АКО» вменялось в вину, что оно проводило вредительство, направленное на искусственное создание голода среди населения Камчатки и Охотско-Камчатского побережья, тормозило освоение рыбных богатств, занижало планы по добыче рыбы, разбазарива­ло государственные средства, занижало финансовую базу рыбной отрасли11.

Особенно пострадали от репрессий кадры рыбной промыш­ленности южной части ДВК. Так, под предлогом существования в

дгрт группы вредителей и шпионов бьши шшашьишшзаш

^ыбдтмёт^Щ— Ш.Г. Надибаидзе ("Валентин"), Г.П. Козлов ("Попов"), Редько ("Мутухе"), Базилевич ("Мелководное"), И.Ф. Минаков ("Зарубино"), М.Ф. Кутин ("Тафуин"), Новиков ("Римский-Корсаков"), Козлов ("Козьмино"), И.Н. Седаш (Владивостокская судоверфь), рыбозаводов — Глазунов ("Преображение"), В.П. Жуков ("Рейник"), Кацович (жестяно-баночная фабрика). - %Ci

Непосредственно в управлении «ДГРТ» аресту были подверг­нуты П.т. Шичков — первый зам. управляющего, И.А. Ловецкий

— начальник планового отдела, Бочаров — экономист.

Полностью был лишен руководства комбинат «Поселок Ры­бак» во Владивостоке. Под следствием оказались Левитас — быв­ший директор комбината, Л.М. Лапшин —директор, А.С. Шевцов

— помощник директора, П.С. Пушкин — начальник политотдела.

Очень сильно пострадал кадровый состав работников Северо-Приморского государственного рыбопромышленного треста. В марте — апреле, августе 1938 г. были приговорены к высшей мере наказания Соловьев — бывший управляющий, Х.М. Джалыков — управляющий, Г.И. Симоиенко — начальник транспортного отде­ла, Н.А. Кареев — зам. начальника планового отдела, Чередник — начальник производственного отдела, П.И. Скудин — зам. на­чальника планового отдела, Т. Евдокимов — начальник снабже­ния, Н.Г. Иноземцев — главный бухгалтер, Калугин — зам. на­чальника политотдела по комсомолу.

161

Арестованные во время допросов показывали, что контррево­люционная шпионско-диверсионная организация в отрасли была создана по прямому указанию руководителей Московского троц­кистского центра и его участников И.Н. Смирнова и Ф.И. Анд-» рианова.

Деятельность Андрианова была многие годы связана с рыбной! промышленностью Дальнего Востока, особенно в годы новой эко­номической политики.

В 1937 г. органы НКВД "раскрыли Московский троцкистский центр", начало деятельности которого было отнесено к 1935 г. Ан­дрианов был арестован без санкции прокурора 9 ноября 1937 г. и на допросе, как следует из документов, 15 ноября показал, что уз­нал о существовании контрреволюционной организации, возглав­ляемой Бухариным и Рыковым, от заместителя Народного Комис­сариата пищевой промышленности СССР М.Ф. Летвитина и всту­пил в нее. Под воздействием антипартийных разговоров начал подбирать на руководящие посты в Главрыбе и Главках рыбопро-; мышленных бассейнов страны кадры с сомнительным прошлым. Такой подбор, заявлял Андрианов, отрицательно отразился на ра­боте и развитии рыбного хозяйства СССР12.

Однако на суде Андрианов виновным себя не признал, свои показания, данные на предварительном следствии, не подтвердил, и заявил, что дал ложные показания из-за пристрастия следовате­лей, как и ложными были показания против него Андриевского и Левитина.

8 февраля 1938 г. дело Андрианова было рассмотрено Военной коллегией Верховного Суда СССР в течение 10 минут. Оп признан виновным по ст. 58-7,8,11, приговорен к высшей мере наказания, приговор был приведен в исполнение в тот же день.

Для нагнетания в обществе атмосферы доносительства, идео^ логической амортизации недовольства создавалась целая система механизмов. Одним из ее звеньев являлись многочисленные акти­вы и собрания, обсуждавшие вопросы усиления бдительности. Они были признаны приучить людей к мысли о правомерности доно­сов, выявить и поднять на щит тех, кто уже готов был без уговоров громить "врагов народа".

162